Маркос Рамирес

Не сговариваясь, бойцы обеих сражавшихся друг против друга армий разом повернули против общего врага и забросали его камнями; двое полицейских были сбиты с лошадей, другие остановились в ожидании спешившего к ним подкрепления. Вдалеке завыла сирена и зазвенел колокол пожарной команды — на нас мчались пожарники со шлангами! Армия предместья Пасо де ла Вака дрогнула и стала разбегаться кто куда. Туземец-Месэн восторженно заорал:

— Беги, ребята! Теперь эти бандиты из Коровьего брода не могут сказать, что мы удрали от них! Ничья!..

Возбужденные, полные радости и тревоги, мы побежали к западу. Кое-кто хромал. Пробегая, мы вдребезги разбивали окна встречных домов. Свернув на юг, мы пробрались сквозь чащу кустарников, спустились в овраг, вскарабкались наверх и повернули на запад, чтобы обогнуть Асило Чапуи[34].

Когда я наконец добрел, хромая, до дому, весь в синяках и шишках, дядя Сакариас с гневом набросился на меня.

— Кто разрешил тебе так поздно шляться по улицам? Почему ты хромаешь? Где набил эти шишки? — допытывался он, разглядывая мою рогатку.

— Товарищи попросили помощи… Ну, мы и отправились… защищать их, — объяснял я, заикаясь и испуганно съежившись.

— Ах, вон что? — промолвил дядя. — Ну ладно, сейчас я покажу тебе товарищей! — И, схватив меня за руку, задал мне такую основательную трепку, что свершилось чудо — я забыл о хромоте.

К моему огорчению, хромота моя скоро прошла. Поэтому в грядущих веках меня, в отличие от Великого Однорукого из Лепанто[35]

, не смогут именовать Великим Хромым из Пасо де ла Вака — Коровьего брода…

На следующий день после славной и достопамятной битвы столичные газеты разразились бурей негодования против нарушителей мирной жизни предместья, превращенного в арену наших незабываемых героических подвигов. Присоединяясь к хору этих клеветников, начальник полиции в своих публичных заявлениях покрыл позором стойких бойцов «Ла венседора» и обещал провести тщательное расследование с целью сурово покарать главарей этого чудовищного побоища.

В кварталы Пасо де ла Вака и Ла Мерсед были немедленно направлены полицейские агенты; немало дней я провел в тягостном волнении, с минуты на минуту ожидая появления полиции в нашем доме. Но как ни рыскали полицейские, им ничего толком добиться не удалось — поблизости от нас ни один сыщик и носа не показал. Однако прошло много времени, прежде чем славная армия «Ла венседора» осмелилась предпринять новые вылазки.

Битва в Пасо де ла Вака была, кажется, самой выдающейся из всех, которые когда-либо происходили в те «героические» времена нашего детства. Она памятна по искусным маневрам обеих армий, всевозможным ловушкам с той и другой стороны и по количеству ребят, принимавших в ней участие, — всего, вместе с теми, что остались защищать площадь Ла Мерсед, насчитывалось свыше пятисот бойцов. Но эта битва не была бессмысленно жестокой. Позднее возникали небольшие стычки, в которых применялись более коварные способы борьбы: некоторые мальчишки, стремясь нанести возможно большие потери противнику, уже не довольствовались камнями и палками; из водопроводных труб и ручек от зонтиков они смастерили пистолеты и ружья, заряжая их порохом, картечью, гвоздями, кусочками металла.

Такое оружие причиняло тяжелые ранения, и не один боец выходил из стычки без глаза, пока наконец полиция своим вмешательством не прекратила эти опасные забавы.

Подлое и проклятое «современное оружие» положило конец мальчишеским битвам!

* * *

Два — три месяца спустя, когда опасность полицейского расследования рассеялась и была забыта, однажды утром, по дороге в школу, мне сообщили, что ровно в восемь вечера назначается сбор бойцов «Ла венседора» на углу около лавки «Лас Пилас», где было всегда темно. Оттуда мы отправимся в Сементерио[36] на кулачный бой с ребятами предместья.

— Что это еще за бой? — удивленно спросил я товарища, передавшего известие.

— Ну, всамделишная битва на кулаках один на один, — объяснил мальчишка и, прощаясь, добавил: — Туземец-Месэн сказал: «Кто побоится прийти, тот жалкий трус…» Знатная будет драка!

На беду я совершил днем какой-то проступок, и в наказание мать отправила меня пораньше спать. Едва стемнело, я завертелся в кровати, словно гусеница на горячей золе: как выйти из тяжелого положения? Что скажут товарищи, если я не явлюсь на этот необычайный бой? Поразмыслив, я решился пренебречь страшным гневом дяди Сакариаса и в половине восьмого, воспользовавшись тем, что мать была занята, быстро оделся и вмиг выскочил на улицу.

Мало кто из ребят не пришел. Лишь пробило восемь, как мы, построившись по двое, уже шли вверх по улице Сементерио, молодцевато отбивая шаг по тротуару.

Однако то, что мы увидели на месте поединка, явилось для большинства из нас весьма неприятной неожиданностью. Опершись о кладбищенскую заросшую мхом каменную стену, нас ожидало десятка два коренастых парней, из них многие — дюжие дядьки на вид, все босиком и в длинных брюках. Это были мусорщики-пеоны[37], которые собирали в тачки мусор на улицах столицы.