Маркос Рамирес

Наши командиры удалились на короткое совещание с главарями противника, чтобы обсудить и согласовать условия боя. Потом мы все образовали просторный круг под фонарем на углу, и поединок начался.

Наш главнокомандующий первым вышел на импровизированный ринг в паре с самым сильным и крепким из противников. Из всех схваток ночи это была наиболее краткая, жуткая и волнующая. Бойцы яростно молотили друг друга, и с первых же ударов оба начали сплевывать кровью; потом у представителя Сементерио хлынула носом кровь. Он был высок, мускулист и немного медлителен, но бил кулаком как тяжелой палицей. К счастью, он чаще, всего бил мимо, но после одного мощного удара, нанесенного прямо в грудь, Туземец-Месэн пошатнулся и чуть было не упал. Однако наш командир тоже был сильным бойцом и обладал, кроме того, ловкостью. В несколько минут глаза противника вспухли и затекли, после чего Месэн так его отдубасил, что тот был вынужден признать себя побежденным.

Мы восторженно приветствовали славного победителя, обнимали его, жали руки, но по-настоящему искренней была только радость малышей. Остальные пареньки, постарше, думали о предстоящей встрече без восторга.

Следующим на арену вышел Рыжий-Мадрис, потом его брат, затем Левша… и пошло! Все первые поединки мы выиграли. Но иссякли великаны в наших рядах, и настал черед коротышек и малолеток. Тут-то и сказалось превосходство в росте и силе нашего противника. Перед нами стоял последний из двадцати парней Сементерио — среди них он был самым малорослым, но среди оставшихся бойцов нашего отряда ему никто не доставал и до подбородка. Окинув взглядом последние резервы, Туземец-Месэн остановился передо мной и сказал:

— На тебя падает черед, Рамирес… Ты — настоящий боец и должен побить этого дурня!.. — потом шепотом добавил: — Нагни голову и бей ему прямо в брюхо, ведь этот чоло[38]

намного больше тебя…

Приказ не доставил мне особого удовольствия, но речь шла о чести!

И спустя минуту я уже наносил и получал удары. Днем раньше я остригся наголо, чтобы сэкономить десять сентаво, так как в парикмахерской «Ла флор» за приличную стрижку брали песету, а за то, чтобы остричь под «нулевку», пятнадцать сентаво. И вот в ту ночь на мою голую голову обрушился такой град крепких и звонких ударов, какой вряд ли когда-либо доставался на долю другой головы. Но в то время как чоло колотил меня по низко опущенной, ничем не защищенной голове, я бил его обоими кулаками в живот. Товарищи подбадривали меня громкими криками, и я продолжал бить парня, пока он, улучив момент, не расквасил мне сильным ударом нос и губы и не положил на лопатки. Я поднялся, как в бреду, и, почти не соображая, что делаю, снова кинулся на врага и снова уперся ему головой в живот, продолжая изо всех сил колотить. И когда, ошеломленный и обессиленный, я почувствовал, что вот-вот упаду, — чоло вдруг перегнулся вдвое, прянул в сторону и заметался, широко разинув рот и нелепо размахивая руками.

Обливаясь кровью, я стоял один среди круга — все еще оглушенный, дрожащий, в полубессознательном состоянии, не понимая, что же, собственно, произошло. Ликующие товарищи бросились обнимать меня и немедленно повели к ближайшей водопроводной колонке, чтобы смыть мне кровь с лица и головы. Понемногу я пришел в себя; тем временем ребята прополоскали мою рубашку, чтобы я снова мог надеть ее. Внезапно меня охватила огромная, глубокая радость, которую я тщетно пытался скрыть. Ведь мы выиграли встречу со счетом одиннадцать против девяти!

Туземец-Месэн горячо пожал мне руку и с большим чувством сказал громко, чтобы все слышали:

— Вот так, черт побери, дерутся мужчины!

Никогда больше в жизни я не испытывал такой гордости и удовлетворения, как в ту ночь после безрассудной драки.

Я вернулся домой после полуночи, все еще ощущая, как пылают лицо и голова. В такой поздний час дядя не мог меня наказать, чтобы не нарушить покоя соседей, но на другой день, ранним утром, он стегал меня до тех пор, пока не обессилел. Бесполезны ваши розги, наивный дядя Сакариас! Что для меня могло значить наказание, после того как прошедшей ночью я завоевал почет и славу!

Много позже, всего за несколько недель до того, как полиция вмешалась, чтобы окончательно запретить подобные забавы — к тому времени мы уже перебрались в другой дом, — я попал в скверную историю. Среди ребят, собиравшихся обычно на углу лавчонки «Мечта Колумба», у меня было немало приятелей.