Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск второй

Однако это первое знакомство с крестьянским вопросом было плодотворным с точки зрения разработки теории бюрократии, потому что Марксу самому пришлось познакомиться с реальностью партикуляризма бюрократии, что и побудило его подвергнуть ее серьезному анализу в теоретическом плане в своей работе «К критике гегелевской философии права» (1844). В его тогдашнем понимании государственной бюрократии еще противостоят, с одной стороны, «реальная жизнь», реальные процессы производства материальных ценностей, а с другой – аморфный народ, являющийся объектом действий бюрократии, инертным материалом, в отношении которого бюрократия чинит произвол и позволяет себе всевозможные злоупотребления; при этом произвол и партикуляризм бюрократии он считал преодолимыми только с помощью свободной печати, а следовательно, интеллигентов.

Несколько лет спустя, в 1848 году, крестьянский вопрос снова привлек к себе внимание Маркса, но теперь характер его интереса был уже совершенно иным: на сей раз внимание к данному вопросу было продиктовано не потребностями развития определенной теории, а насущной необходимостью изучить его в контексте реальных историко-политических событий, связанных с революциями в Германии и Франции. К этому времени за плечами у Маркса уже было два особо важных с точки зрения нашей статьи дела: написание – совместно с Энгельсом – «Манифеста Коммунистической партии» и продиктованное неизменными чувствами особой симпатии по отношению к крестьянам отстаивание своих концепций в ходе яростной дискуссии с Прудоном.

Под воздействием бурного развития событий Маркс совместно с Энгельсом опубликовал «Требования Коммунистической партии в Германии», к которым в соответствии с их замыслом присоединился также только что учрежденный Центральный Комитет Союза коммунистов. Это была программа, полностью соответствовавшая буржуазно-демократическим требованиям; в ней также было изложено отношение к крестьянскому вопросу. Требования, наиболее важные с этой точки зрения, были сформулированы следующим образом:

«…Все феодальные повинности, все барщины, оброки, десятины и т.д., до сих пор тяготевшие на сельском населении, отменяются без всякого выкупа.

…Земельные владения государей и прочие феодальные имения, все рудники, шахты и т.д. обращаются в собственность государства. На этих землях земледелие ведется в интересах всего общества в крупном масштабе и при помощи самых современных научных способов.

…Ипотеки на крестьянские земли объявляются собственностью государства. Проценты по этим ипотекам уплачиваются крестьянами государству.

…В тех областях, где распространена аренда, земельная рента или арендная плата уплачивается государству в виде налога…

Земельный собственник как таковой, не являющийся ни крестьянином, ни арендатором, не принимает никакого участия в производстве. Поэтому его потребление – это просто злоупотребление»[827].

В свете последующего это очень важная программа, ибо некоторые ее пункты (например, требования передачи крупных сельскохозяйственных владений в государственную собственность, осуществление рационального управления экономикой в крупном масштабе, отказ от раздела земли) войдут почти без изменений в официальные аграрные программы партий I Интернационала, рабочих социалистических и социал-демократических партий. Эта концепция содержит в себе некоторую двусмысленность, которую тем не менее можно считать в определенной мере естественной: программа отчасти имеет решительно прокрестьянский характер, но в то же время, будучи программой требований коммунистической партии, она, естественно, не могла содержать в себе идею создания «класса свободных земельных собственников»; впрочем, это не помешало Марксу и Энгельсу несколько позже упрекнуть немецкую буржуазию в том, что она в 1848 году предала (в отличие от французской буржуазии в 1789 году) своих самых естественных союзников – крестьян, без поддержки которых она оказалась бессильной перед лицом дворянства.