Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

В этом весь Горзен. Нет сомнения, что его интерпретация убедительна с точки зрения правильного понимания наиболее важных и часто упускаемых из виду точек пересечения различных уровней политики австромарксизма. При ближайшем рассмотрении этой интерпретации, однако, иногда поражает наличие очевидных противоречий, свойственных также и другим – часто надуманного и «синтетического» характера – реконструкциям венского эксперимента. Мало того, что замалчивается само по себе весьма важное обстоятельство – значительные трудности, которые встретила политика австрийской социал-демократии со стороны средних слоев, – данное толкование содержит слабое обоснование поражения политики социал-демократии и сводит его то к непреодолимым препятствиям объективного характера, то к исключительно субъективным «ошибкам». Разговор о третьем пути австромарксизма в период между двумя мировыми войнами, однако, имеет смысл лишь при желании пролить свет на идейно-политическое наследие, оставленное в тени двумя самыми влиятельными течениями в рабочем движении. Под этим углом зрения опоздание, с которым начато непредвзятое изучение австромарксизма, несомненно, указывает на сохраняющиеся важные неосвещенные и неосвоенные темы как в коммунистическом, так и в социал-демократическом лагере. Употребление этих выражений вместе с тем обусловлено необходимостью исследовать исторически опробованный и трагически провалившийся эксперимент. Этот опыт, таким образам, совершенно определенно свидетельствует о существовании целого ряда нерешенных проблем, отнюдь не предвосхищая возможности их готового «решения». Именно ввиду такой противоречивости имеет смысл взяться за исследование всей сложной сети взаимозависимостей, всей густой паутины взаимных влияний, существующих между политической теорией австромарксизма и культурной средой «большой Вены» в момент ее превращения в «красную Вену».

Австромарксистские дискуссии 20-х годов не обходят вопроса о культуре «большой Вены». Вокруг этого вопроса завязывается интенсивный диалог, который приобретает особое значение именно в плане политической теории. В противоположность тогдашнему мнению Августа Тальгеймера[711]

этот период не был отмечен «распадом австромарксизма» – наоборот, это было время интенсивного его развития по проблемам государства и демократии, время наиболее широкого влияния австромарксизма в среде европейского рабочего движения.

Не менее ошибочным оказалось и предположение Карла Радека, сформулированное им в 1921 году в «Теории и практике 2½ Интернационала». В этой острой и беспощадной полемической работе Радек попытался объяснить «венский вариант» с помощью классической схемы «рабочей аристократии». Поэтому Бауэра он назвал «учеником Каутского и – наряду с Рудольфом Гильфердингом – крупнейшим представителем каутскианства»[712]

. Радек, правда, признал – в отличие от последующих официальных выступлений Коминтерна – «неконтрреволюционный» характер руководителей рабочего сообщества и в отличие от деятелей II Интернационала – подлинность идейного содержания австромарксизма. Но именно в тот момент, когда Радек обнаружил, как ему показалось, «наиболее слабое» место австромарксизма – в отказе от ведения пропаганды в пользу «неизбежной революционной борьбы»[713]

, он невольно продемонстрировал противоречивость понимания III Интернационалом революционного процесса как быстрого завершения тенденции кризиса капитализма и неизбежного, почти автоматического перехода рабочего класса от частичных требований к прямому столкновению. Все это подрывало его концепцию «единого фронта», содержавшуюся в тезисах о тактике, одобренных IV конгрессом Коминтерна 5 декабря 1922 года[714].

Исходя из прямо противоположного тезиса, в соответствии с которым в кризисе выявляются черты нового устройства экономики и власти в капиталистическом обществе, Бауэр вслед за падением коалиционного правительства и изменением соотношения сил в результате избирательной кампании 1920 года (христианско-социальная партия вышла на первое место с 82 местами в парламенте против 66 у социал-демократов) предпринял комплексный анализ «австрийской революции».