Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Отдавая дань борьбе искровцев против этой тенденции и в преддверии II съезда партии Ленин написал книгу «Что делать?» (1902), вызвав ею широкую и серьезную дискуссию во II Интернационале, причем не только среди русских марксистов. Многие (в том числе и Плеханов) выступили против этой книги, усмотрев в ней начало того «централизма» и «бонапартизма», в котором обычно упрекают Ленина. Несомненно, «Что делать?» имеет основополагающее значение для понимания конструктивной идеи партии как «авангарда», ставшей определяющим фактором Октябрьской революции и всей революционной деятельности Ленина. Однако было бы неверно видеть в этом труде вершину ленинской теории партии: так же, как и другие работы Ленина, она была прежде всего плодом обстоятельств и конкретной полемики. Через пять лет при переиздании этой книги в сборнике вместе с другими своими трудами Ленин предупреждал читателей, что «основная ошибка», которую допускают люди, состоит в том, что они «совершенно вырывают» это произведение «из связи определенной исторической обстановки, определенного и теперь давно уже миновавшего периода в развитии нашей партии». Задача тогда заключалась в том, чтобы полемически исправить «экономизм»; поэтому «рассматривать… содержание [„Что делать?“] вне этой задачи брошюры неправильно»[183].

В центральном тезисе «Что делать?» Ленин с одобрением приводит слова Каутского о том, что «социалистическое сознание… есть нечто извне внесенное… в классовую борьбу пролетариата, а не нечто стихийно… из нее возникшее»[184]

. Впрочем, и сам Ленин утверждает, что «своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское»[185]. Однако он уточняет, что это не значит, будто «рабочие не участвуют в этой выработке. Но они участвуют не в качестве рабочих, а в качестве теоретиков социализма… А чтобы рабочим чаще удавалось это

, для этого необходимо как можно больше заботиться о повышении уровня сознательности рабочих вообще»[186]. В одном из постраничных комментариев Ленин диалектически отмечает:

«Рабочий класс стихийно влечется к социализму, но наиболее распространенная (и постоянно воскрешаемая в самых разнообразных формах) буржуазная идеология тем не менее стихийно всего более навязывается рабочему»[187]

.

То, что партия должна быть организацией кадровых работников, «должна состоять главным образом из людей, профессионально занимающихся революционной деятельностью»[188], и заявить о невозможности для себя принять демократические структуры, было прямым следствием условий текущего момента. В 1905 году, пользуясь благодаря революции «временным просветом свободы» от гнета самодержавия после революции, Ленин посвятил себя массовой вербовке кадров среди промышленных рабочих и созданию «открытой организации, с выборной системой, с представительством на съездах по числу организованных членов партии»[189]

. Действительно, в то время и впоследствии внутри партии развертывались многочисленные дискуссии, в ходе которых сам Ленин неоднократно оказывался в меньшинстве.

В дальнейшем расхождения между Лениным и Мартовым на II съезде (1903) в вопросах определения критериев членства в Уставе партии отражали разницу между более твердой и жесткой централизацией партии, на чем настаивали большевики, и более эластичной концепцией меньшевиков, которую Ленин считал результатом тенденции «смешивать… партию, как передовой отряд рабочего класса, со всем классом»[190]. Вместе с последующими расхождениями по поводу перспектив, выбора целей и политической тактики эти дискуссии после многих лет острой борьбы и расколов привели в 1912 году к окончательному разрыву между большевиками и меньшевиками. Ленин считал, что для ведения действительно революционной работы партия должна освободиться от «оппортунистических» элементов. Мысленно возвращаясь к тяжелому времени подавления революции 1905 года, меньшевистский лидер Дан – возможно, несколько преувеличивая – так вспоминал впоследствии разницу между методами меньшевиков и большевиков:

«В то время как большевистская секция партии превращалась в боевую фалангу, спаянную железной дисциплиной и единой руководящей волей, меньшевики все более скатывались к приблизительности и организационному безразличию»[191].

Именно в это время большевистские кадры создавали себе прочную базу на фабриках и заводах, где они развернули свою работу в период войны, и поэтому после Февральской революции смогли перейти к стачечной борьбе, быстро заменив меньшевиков в роли массовой партии рабочего класса.