Даже в период между 1917 и 1923 годами, достигнув вершин политической власти и целиком отдавшись делу большевиков, связав себя коллективной работой и ответственностью, он оказался неспособным к совместной деятельности. В течение этих шести лет он постоянно конфликтовал и с Лениным, и вообще с большевиками по основным политическим и теоретическим вопросам, таким, как Брест-Литовские переговоры, вторжение в Польшу, положение профсоюзов и введение нэпа – во всяком случае, в самом его начале. Так или иначе, но ему никогда не удалось – да он и не пытался достичь этого – создать свою фракцию или просто группу сторонников. Впоследствии, как казалось, его борьба ограничивалась внесением предложений, довольно нечетких и противоречивых, как было, например, когда он присоединился к оппозиции для борьбы с менее щепетильными противниками. В конце концов он оказался в полнейшей изоляции, что вызвало крайнее удивление: как такой человек, второй после Ленина из числа руководителей российской революции, так неотвратимо скатывался к абсолютной политической беспомощности и незначительности. Умер Троцкий без сожалений и угрызений совести – он сам написал об этом перед самым концом жизни, – но слишком уж горькими были его последние годы, проведенные в похожем на крепость убежище, в далекой стране, в полном отрыве от сферы действия и власти, ради которых он столько боролся в прошлом. И все же даже в эти тяжелейшие годы эмиграции он оставался несгибаемо упрямым и чуждым всякому компромиссу.
Все это не умаляет его деятельности в историческом плане, но, возможно, послужит объяснением, почему его идеи за всю его жизнь оказали столь ограниченное влияние. Независимость мышления, глубокий скептицизм в отношении общепризнанных мнений и истин, прирожденная враждебность к лишенному воображения доктринерству – все это заставило его неуклонно придерживаться собственных идей и убеждений, которые он всегда без колебаний высказывал и пропагандировал, даже если они приводили к нестандартным и непопулярным выводам и дорого обходились в личном и политическом плане. Доказательством необычности и непопулярности его решений могут служить события, происшедшие в десятилетие, предшествующее 1917 году, когда Троцкий начал разработку своих теорий, и после 1929 года, когда он вернулся к ним с возродившимся теоретическим пылом. В марксистском движении влияние его идей оказалось ничтожным: он сам оставался вне основного течения российского марксизма и до и после революции, а его позиция считалась авантюристской и лишенной конкретных перспектив. Его идея «революции отсталости» политически была неэффективной, и это объясняет, почему она не нашла признания в историческом плане. Эта неэффективность не снижает, однако, интереса к ней в общем контексте общественной мысли и марксистской теории, независимо от ее политического значения и тактической полезности. Во всяком случае, мы попытаемся показать, что для оценки ее значения в качестве объяснения специфической действительности XX века необходимо сопоставить эту идею с инструментальной стороной данной действительности, другими словами, с большевизмом, на что сам Троцкий решился лишь после 1917 года.
1. Маркс, Парвус и вопрос о характере русской революции