Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

В-четвертых, сосуществование двух принципиально различных и противодействующих «моделей» общества в рамках одной и той же социальной среды вызывает потребность в сравнении, поисках альтернативных решений и, наконец, в самосознании отсталости, выходящем за пределы классов или образованных и уже отчужденных элит, то есть осознании того факта, что данное общество по сравнению с другими представляет собой по многим важнейшим аспектам «дефективное».

В-пятых, новые способы производства создают новые цели и стремления, контрастирующие с предыдущими, но, поскольку первые еще не укоренились полностью, а вторые продолжают отчасти существовать, возникает путаница в целях и конфликт между ними.

В-шестых, внутренние противоречия неоднородного развития, возникновение самосознания отсталости и альтернативных решений, конфликт в отношении целей – все это создает дисгармонию и нестабильность, придает политической ситуации взрывчатый характер. Сама динамика и особая природа отсталости дают классические примеры социальных потрясений и революционных ситуаций; другими словами, делают революцию неизбежной. И революция, которая рано или поздно произойдет, – это единственный способ разрешения противоречий и дилемм. Но эта революция, подобно породившему ее отсталому обществу, будет иметь характер некоего «сплава» – еще небывалой в истории смеси, в которой будут представлены и «архаичные», и «современные» формы.

4. Революция отсталости

Центральное место в теории Троцкого об отсталости занимало утверждение, что общественное развитие в различных обществах различно; поэтому тезис о том, что любое историческое событие в России неизбежно должно повторять опыт Западной Европы – тезис, широко распространенный среди русских марксистов до 1905 года, – критиковался Троцким как пример чисто механического и антиисторического применения марксистской теории. Следовательно, ключ к пониманию характера русской революции, по Троцкому, – не только в том, что русская история отличалась от всех исторических событий, имевших место в Западной Европе, но и в том, что благодаря такому прошлому и будущее России будет по-своему уникальным. В то время как Плеханов, Ленин и меньшевики не сомневались, что Россия будет неизбежно развиваться как капиталистическая страна, своеобразие теоретической позиции Троцкого заключалось в оспаривании такой перспективы, которую он считал абсурдом марксистского схематизма. Капитализм как таковой, говорил он, невозможен в России, и считать, что он в ней утверждается, – значит смешивать капитализм с индустриализацией. Особый характер русской экономики можно усмотреть как раз в том, что индустриализация в России была осуществлена не средним классом и не было там никакого среднего класса, порожденного индустриализацией; эта последняя не преобразовала сельского хозяйства и не решила вопроса крестьянского населения, поскольку была просто навязана сверху и сосуществовала с традиционной сельскохозяйственной экономикой, не имея с ней никакой органической связи. Кроме того, индустриализация не затронула старой политической структуры, даже, наоборот, усилила ее, так как теперь самодержавие могло контролировать бóльшие экономические ресурсы.

Это последнее явление Троцкий считал временным или, скорее, рассматривал как иллюзию, возникшую вследствие ускоренной индустриализации, определяющее влияние которой еще не сказалось полностью. Теперь возникла проблема, связанная с объемом и границами изменений, возможных в России при старом режиме: индустриализация требовала сопутствующих ей изменений не только для нормального продолжения самого производственного процесса, но и для дальнейшего развития промышленности такими темпами, которые смогли бы обеспечить жизнеспособность России как великой державы Европы и Дальнего Востока. Как могло бы самодержавие осуществить эти изменения, главным из которых была земельная реформа? Здесь поведение Российской империи в начале XX века было таким же, как и в предыдущие столетия. Остановившись на каком-либо одном элементе модернизации – в этот раз на промышленности, – она была вынуждена подавлять и душить все остальные элементы, стихийно уже созревшие для бурного развития.