Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск второй

Кардинально важным фактором всего этого развития были взаимоотношения Советского Союза и Веймарской республики, весьма тесные на протяжении всего периода с 1922 года до возрождения германского национализма после кризиса 1929 года. Явление это имело, возможно, свои сентиментальные корни, в частности в общности марксистского и социалистического наследия (в то время еще воплощенного в нескольких людях, вроде Карла Радека), но было обусловлено также общими интересами и одинаково ущемленным положением на международной арене по сравнению с державами Антанты. Эти взаимоотношения определялись двумя основными моментами. Первым – и наиболее известным – был подписанный в 1922 году договор в Рапалло, предусматривавший установление нормальных дипломатических отношений; вторым – секретное соглашение о военном сотрудничестве, действовавшее вплоть до прихода Гитлера к власти. Однако еще за полгода до Рапалло под руководством немецкого коммуниста Вилли Мюнценберга была создана особая организация, которой суждено было сыграть в высшей степени важную роль в налаживании культурного обмена между Германией и Россией, хотя ее главная задача состояла совсем не в этом. В самом деле, Международная рабочая помощь, или Межрабпом, была основана Лениным во время голода 1921 года с целью создать некий противовес организации помощи голодающим американскими и другими благотворительными ассоциациями других капиталистических стран. Подотчетная непосредственно Коминтерну, новая организация призвана была мобилизовать мировой пролетариат и символизировать его солидарность с революционной Россией не только путем сбора и пересылки пожертвований в виде продовольствия и другой материальной помощи, но также в форме содействия реконструкции предприятий и налаживанию производства, присылки технических специалистов и советников. Волею судеб Мюнценберг был наделен также счастливым даром привлекать к себе представителей творческой интеллигенции и с самого же начала развернул чрезвычайно активную деятельность в области культуры.

Сочетание этих двух факторов вызвало в 1921 году внезапный наплыв русских в Берлин, что оказало немалое влияние на обе страны, ощущавшееся вплоть до конца десятилетия. Ничего подобного не происходило в остальных частях Европы, несмотря на то что и другие страны постепенно устанавливали дипломатические отношения с новым, Советским государством, а русские эмигранты – среди которых не все питали враждебность к руководителям советской культуры – уже внесли значительный вклад в развитие французского, например, искусства. Выставка советского искусства, организованная Межрабпомом и наркоматом Луначарского осенью 1922 года в Берлине, была поэтому единственной в своем роде. Впервые внешнему миру была предоставлена возможность увидеть, чтó совершалось в России после 1914 года: не только новейшие работы Шагала и Кандинского, но и супрематистские полотна Малевича, барельефы Татлина, конструктивистские произведения Габо, Родченко и других художников Вхутемаса, а также многое другое. Вместе с выставкой в Берлин приехали Штеренберг (ее главный организатор), Шагал, Альтман и график-конструктивист Лисицкий, который в дальнейшем сыграл плодотворную роль посредника между Берлином, Ганновером и Москвой, изобретателя новых художественных идей как во Вхутемасе, так и (благодаря своей дружбе с Мохой-Надем) в «Баухаузе». В этот же период в Германию прибыл Кандинский, уполномоченный Радеком занять должность сотрудника «Баухауза», где он несколько позже опубликовал также книгу Малевича «Необъективный мир». Для стимулирования этого обмена идеями Лисицкий и Илья Эренбург основали в Берлине специальный журнал – «Вещь», а год спустя вышла книга «Раскрепощенный театр» Таирова, который со своим Камерным театром посетил Берлин и Париж. Одновременно Межрабпом организовал прокат «Поликушки» – видимо, первого советского фильма, который увидели берлинские кинозрители.