Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Один из кардиналов, Пьетро Аккольти, приложивший руку к черновику новой буллы, говорил: «Надеюсь, едва эту буллу опубликуют в Германии, весь тамошний народ проклянет Лютера»[210]. Такой исход казался очевидным. Однако вышло ровно наоборот: Риму пришлось наглядно убедиться, насколько пошатнулся в Германии его авторитет. Едва булла увидела свет, многие немцы восприняли ее как приглашение последовать виттенбергскому примеру Лютера: они раскладывали на площадях своих городов костры – и бросали в огонь экземпляры буллы, а с ними и другую ненавистную литературу.

Беззаботный гедонист Лев и его курия с самого начала оценили ситуацию неверно – и теперь каждым своим шагом лишь усугубляли положение. Одна из ошибок состояла в том, что они недооценили уровень народного недовольства, на котором умело сыграл Лютер. Повсюду в Германии, да и в других странах, острые вопросы Лютера к Риму и его безжалостные ответы с восторгом встречал не только простой народ, увидевший в Лютере своего представителя и защитника, но и видные интеллектуалы, такие как Эразм. Рим не смог вовремя затушить пожар: огонь начал распространяться под землей, теперь пламя вырывалось наружу то здесь, то там – и загасить его было уже невозможно.

Для Лютера уже в первую неделю этого исторического года стало ясно, что назад пути не будет. И он официально распрощался с местом, которое когда-то считал духовной родиной всякого христианина на Западе:

Прощай же, злосчастный, падший, богохульный Рим… Гнев Божий над тобою – заслуженный гнев! Мы плакали об этом Вавилоне, но он не исцелился. Оставим же его – пусть сделается он обиталищем змеев, призраков и ведьм, местом вечной скорби, новым пантеоном порока[211]

.

Папа, со своей стороны, уже понял, что все усилия его тщетны и нужно заручиться поддержкой императора, – если Карл V не поддержит запрет, от него будет мало толку. В письме к Карлу Лев поднялся на невиданные прежде высоты лести:

Как два светила небесных, солнце и луна, превосходят своим сиянием любую из звезд, так и на земле сияют два величайших правителя, папа и император, которым все прочие земные князья обязаны повиновением[212]

.

Сравнение с луной, быть может, звучало и лестно, однако был в нем и подтекст, которого Карл не мог не заметить: весь свет, который изливает на мир луна – то есть вся сила и власть императора, – исходит от солнца-папы, единственного источника света в европейской Солнечной системе. С политической точки зрения ничто не мешало императору занять сторону папы против Лютера; однако он понимал, что в Германии Лютер пользуется чрезвычайной популярностью, и открыто бороться с ним – все равно что идти по натянутому канату. Решение он увидел в том, чтобы не тащить Лютера силой в Рим, а повторить то же, что сделал его предшественник, когда Лютера вызывали в Рим в прошлый раз. Тогда Максимилиан I, на правах императора, предпочел выслушать Лютера на своей территории – в Аугсбурге. И теперь Карл поступит так же – призовет Лютера на ближайший имперский рейхстаг. Изначально рейхстаг был запланирован в Нюрнберге, но там разразилась чума, и место пришлось изменить. Решено было провести рейхстаг в городе Вормсе, в Центральной Германии.

Впрочем, на сравнении с солнцем и луной Лев не остановился. 25 февраля он выражал великую «радость от того, что Его Величество соперничает с Константином, Карлом Великим и Оттоном I в своей ревности к делу Церкви». А в марте Карл отправил «дикому кабану» письмо, которое для ушей папы должно было звучать как признание в любви. «Благородному и досточтимому Мартину Лютеру, – так писал император. – Мы и рейхстаг приняли решение призвать вас в Вормс под охранной грамотой и обещанием безопасного проезда, дабы вопросить о ваших книгах и учении». И, чтобы Лютер не счел этот приказ за просьбу, которую можно и не выполнить, добавлял: «Ждем вашего приезда через двадцать один день»[213]

.

Письмо императора прибыло в Виттенберг 26 марта; поскольку на этот раз приказ исходил от высшей светской власти – и поскольку Вормс был куда ближе (и, следовательно, безопаснее) Рима, – Лютер без колебаний готов был отправиться в путь. «Сердечно рад, – писал он, – что Его Величество готов заняться этим делом – не моим, но делом всего христианства и всей немецкой нации»[214].

В сущности, еще три месяца назад, в конце предыдущего года, Лютер знал, что следующий рейхстаг состоится в Вормсе, и ожидал, что его могут вызвать туда. Об этом он писал Спалатину: