Если меня вызовут туда, – разумеется, поеду и приложу все силы, чтобы туда попасть, даже если не смогу дойти сам и меня придется нести, как больного. Ведь для меня нет сомнений, что, когда призывает император, – призывает Господь. Более того: если ко мне применят силу, что очень вероятно (ибо, очевидно, меня хотят призвать туда не для того, чтобы чему-то научить), – и здесь я положусь на Господа. Жив и правит миром Тот, Кто спас трех отроков из печи царя Вавилонского. Если Бог не захочет сохранить мне жизнь, – что ж, моя голова немного стоит в сравнении с головой Христа, отправленного на смерть людьми, не ведавшими, что творят: для всех камень преткновения, для многих погибель. Позаботимся лучше о том, чтобы не выставлять Благую Весть, которую мы наконец начали проповедовать, на посмешище перед безбожниками и не давать врагам повода похваляться своей победой, говоря, что мы не осмелились исповедовать то, чему учим, и побоялись пролить за это кровь. Да сохранит нас милосердный Христос от такого малодушия и такой похвальбы врагов наших. Аминь[215]
.Получив наконец от императора приказ явиться на рейхстаг, Лютер понял: грядет событие большой исторической важности. Для него это было ни более ни менее как новая схватка двух сил, враждующих со времен грехопадения. Известно, что Лютер не любил хранить документы – но это письмо он сохранил и передал, как реликвию, своим потомкам.
Глава десятая
Рейхстаг в Вормсе
На том стою и не могу иначе. Да поможет мне Бог. Аминь.
Если мне покажут, в чем моя ошибка, я первый брошу свои книги в огонь.
На рейхстаг в Вормс[216]
Лютер отправился 3 апреля, в среду пасхальной недели. Карл отправил ему приказ с имперским герольдом Каспаром Штурмом: теперь этому герольду, вместе со своим слугой, предстояло проехать триста миль во главе процессии, везя с собой охранную грамоту, обеспечивающую Лютеру безопасность. Нашивка на рукаве у герольда – имперский орел – предупреждала всех и каждого, что причинить вред ему или его спутникам – все равно что напасть на самого императора. Понимая важность этой поездки для Лютера, в снаряжении его в дорогу принял участие весь Виттенберг. По распоряжению городского совета и на средства ювелира Христиана Деринга для Лютера изготовили карету. Университет выделил ему двадцать гульденов на дорожные расходы, а герцог Иоганн, брат Фридриха, и друг Лютера Иоганн Ланг добавили к этому свои взносы.Хоть Штаупиц и освободил Лютера от послушания августинскому ордену, Лютер последовал старой августинской традиции путешествовать по двое: спутником его в этой поездке стал некий Иоганн Петценштейнер из Виттенбергского монастыря, ничем более не прославившийся. Впрочем, и без спутника-монаха Лютеру едва ли пришлось бы скучать в одиночестве. В карете с ним ехали его друг Николас фон Амсдорф, а также Петер Швауэ, молодой дворянин из Померании: он слушал выступление Лютера в Лейпциге и был так им очарован, что немедля переехал в Виттенберг и сделался его учеником. По дороге Лютер читал и объяснял своим спутникам книгу Иисуса Навина, а порой развлекал их игрой на лютне.
Везде, где останавливалась процессия, Лютера встречали толпы почитателей. Быть может, до сей поры он не вполне понимал, насколько широко распространились и книги его, и учение; открытие это было и поразительным, и радостным, и в чем-то пугающим. Теперь не приходилось сомневаться: Лютер стал знаменитостью – пусть в эти времена и в этой части света самого такого понятия еще не существовало. Все знали его дело во всех подробностях; все хотели посмотреть на человека, который не побоялся бросить вызов римскому папе, а теперь готов предстать перед самим императором.