Являлся ли когда-нибудь прежде – в Германии или в любой иной стране – народный защитник и заступник, готовый возвысить голос за простых людей перед теми, кто их тиранит и гнетет? В этом смысле Мартин Лютер стал в истории чем-то совершенно новым. Благодаря гравюрам Кранаха, широко разошедшимся по свету, внешность Лютера стала известна всем, кто читал его книги – а кто их не читал? Чьи лица в истории – если не считать лиц царей, королей и императоров на монетах – расходились такими тиражами и становились узнаваемы в каждом доме? Родился народный герой – а с ним, в каком-то смысле, и сам народ. В первый раз на сцену мировой истории вышли народные массы, с монахом из Виттенберга во главе – вышли, чтобы никогда более не прятаться в тени. В этом смысле в Виттенберге тоже родилось будущее.
Для всех этих людей, ждущих, когда Лютер проедет в своей карете через их город, все это казалось какой-то сказкой, а сам он – сказочным героем, рыцарем, бесстрашно борющимся за истину и справедливость. Многие были уверены, что едет он на смерть, – и прямо ему об этом говорили. В городе Наумбурге некий клирик из самых лучших побуждений подарил ему портрет Савонаролы, сожженного на костре в 1498 году почти за то же, что делал сейчас Лютер. Как поступил Лютер с этим благонамеренным, но странным и довольно-таки зловещим подарком – история умалчивает.
То, что Лютер в каком-то смысле стал первой знаменитостью современного мира, прямо связано с огромной распространенностью его публикаций, вместе с портретами Кранаха. За месяц до того Лютер отправил письмо Спалатину, вложив в него, по предложению Кранаха, несколько экземпляров своих книг с автографами[217]
. Новые технологии, позволяющие печатать книги в почти неограниченном количестве и снабжать их гравированными иллюстрациями, сделали возможным то, что было невозможно прежде: теперь автор – лицо и живой голос, умеющий говорить с простыми людьми, – мог беспрепятственно выйти в мир и напрямую заговорить с булочниками, мясниками, свечниками, со всеми этими обывателями, не знающими латыни, которых никто до сих пор не приглашал принять участие в обсуждении мира, в котором они живут, и учреждений, определяющих собой их жизнь. Как же льстило им, должно быть, что этот великий ум, этот даровитый и влиятельный человек говорит с ними как с равными – и выступает перед папой и императором в их защиту! Подобного история еще не знала.Первой остановкой на пути маленького каравана стал Эрфурт: город, где Лютер учился, где ушел в монастырь и откуда переехал в Виттенберг, провожаемый не самыми добрыми чувствами собратий-монахов. Но теперь все изменилось. Едва карета Лютера приблизилась к городу, навстречу ему выехал эскорт из шестидесяти всадников: конные горожане, под предводительством эрфуртского гуманиста Крота Рубиана, когда-то соученика Лютера, а теперь ректора местного университета, торжественно сопроводили его карету от городских ворот до центральной площади. Въехав в город, Лютер был глубоко тронут тем, что увидел. Улицы Эрфурта переполнились его почитателями. Иные даже залезли на стены и на крыши, чтобы хоть одним глазком взглянуть на великого человека, в одно время с которым им выпало жить. Поэт Эобан Гесс прочел Лютеру хвалебную оду, сравнивая его труды в Церкви с пятым подвигом Геракла – расчисткой Авгиевых конюшен.
В воскресенье Лютер произнес проповедь в местной церкви – и церковь была так набита народом, что в какой-то миг галерея, на которой столпилось невиданное множество людей, затрещала, словно готовая обрушиться. Люди бросились кто куда, кто-то побежал к окнам и начал высаживать рамы, чтобы прыгать вниз. Но Лютер, убежденный, что все это проделки сатаны, желающего помешать его проповеди, успокоил людей: приказал стоять спокойно, уверил, что галерея не обрушится, – и так оно и вышло. Здесь же, в Эрфурте, к процессии присоединился еще один человек – Юстус Йонас, теперь преподававший на здешнем богословском факультете.
Приехав в Готу, Лютер и там произнес проповедь. Однако в то самое время, как он проповедовал с кафедры, с церковной колокольни вдруг сорвались несколько камней и с шумом рухнули наземь. И снова Лютер не усомнился в том, что это проделки дьявола. Двести лет колокольня стояла спокойно, ничего с нее не падало – с какой же стати начала она рушиться именно теперь, когда Лютер проповедовал слово Божье? Лютер знал, что его путешествие имеет важное духовное значение и очень тревожит сатану. Но что дьявол может с ним поделать? Лишь бессильно бесноваться на берегах, между которыми с ревом мчится вперед мощный поток Святого Духа.