Дух бодр, плоть же немощна. Я очень ее люблю… Ни одному епископу за последнюю тысячу лет не давал Бог таких великих даров, какие даровал мне (ибо позволительно хвалиться дарами Божьими). Как зол я теперь на себя за то, что не могу радоваться от всего сердца и благодарить Бога! Но в жизни и в смерти мы принадлежим Ему[493]
.Такова зияющая рана в самом сердце человеческого бытия: знание истины о Боге не ограждает нас от страданий в этом падшем мире, и, даже зная, что смерть есть переход в лучший мир, мы не можем осознать это вполне и перестать скорбеть. Ленхен умерла на руках отца 20 сентября, в девять утра. У одра ее сидели также Меланхтон и Кати: она, говорят, много дней после этого рыдала без устали. По всей видимости, были здесь и юный Ганс, и Георг Рёрер.
Когда Ленхен положили в гроб, Лютер воскликнул: «Что ж, закрывайте – она восстанет в последний день!» А когда гроб вынесли из дома, обратился к присутствующим со словами: «Не плачьте, я послал святую на небеса!» И затем, вспомнив свою первую дочь Элизабет, умершую во младенчестве четырнадцать лет назад, добавил: «Даже двух святых». Своей дочери Лютер сочинил стихотворную эпитафию:
Чуть раньше в том же году Лютер переписал завещание: теперь он отписал все, что имел, не старшему сыну, а милой своей Кати, которую безмерно любил. Вот еще один пример того, что Лютер ставил женщин выше, чем большинство мужчин того времени, – и особенно ценил свою дорогую Кати. Примерно к этому времени относятся его слова: «Ни за Францию, ни за Венецию не отдал бы я мою Кати». В комментарии на книгу Бытия Лютер писал: «С женщиной, с которой соединил меня Бог, я могу шутить, веселиться и вести приятные беседы». В новом завещании Лютер высказался ясно: Библия велит детям почитать мать, а с финансовой зависимостью матери от детей это несовместимо. «Мать, – писал он, – вот лучший опекун для детей».
Вера Лютера всегда ярче всего сияла рядом со смертью. В одном из томов «Застольных бесед» мы читаем, как Лютер утешал некоего умирающего:
Бог тебя не оставит. Он – не скряга, трясущийся над своими сокровищами, и не тиран, затаивший на тебя зло. Хоть бы ты и богохульствовал или отрицал Бога в минуту уныния, – что с того? – такое случалось и с Петром, и с Павлом. Пусть не смущают тебя те, для кого Христос – лишь шутка и посмешище… Они живут спокойно, и дьявол их не мучает. Да и зачем ему их беспокоить? Ведь они уже ему принадлежат. А тобой или мной он очень желал бы овладеть. Как же ему это сделать? Будет и дальше нападать на тебя с разными мелочами, пока не доберется до твоего нутра. Но ты ему противься. Тот, Кто с нами, сильнее того, кто в мире сем[495]
.Лютер и евреи
Несомненно, один из самых странных и спорных эпизодов в жизни Лютера связан с его писаниями о евреях, относящимися к самому концу жизни. Худшему из того, что он там сказал, ни один ученый за пять веков не смог дать внятного объяснения – слишком явно это противоречит многому из того, что он говорил о том же предмете раньше. В расцвете сил Лютер надеялся, что Реформация поможет многим европейским евреям понять: те христиане, что их презирают и гонят – не христиане вовсе, а просто лицемеры-язычники. В 1519 году он даже удивлялся, почему евреи иногда обращаются в христианскую веру, учитывая «ту вражду и жестокость, что мы к ним питаем, – то, что в нашем поведении с ними мы уподобляемся не столько христианам, сколько диким зверям». В 1523 году он написал трактат под названием «О том, что Иисус Христос был рожден евреем», где говорил: