Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

К несчастью, письмо так и не было отослано; вместо этого Мильтиц предложил, что напишет папе сам. И все же документ этот остается примечательным, даже поразительным – по нескольким причинам, и не в последнюю очередь потому, что мы видим: даже в это время, более чем через год после даты, которую многие сейчас празднуют как начало Реформации, ее еще можно было избежать. Лютер, очевидно, был глубоко и искренне предан Церкви; смиренный и примирительный тон в обращении к папе был для него естественным. Он надеялся принести Церкви как можно меньше вреда – и верил, что даже на данном этапе это еще возможно. Но, увы, примирения не произошло.

Однако и в этом письме – в словах о том, что Лютер ничто не ставит выше авторитета Церкви, «кроме одного лишь Иисуса Христа, Господа всех», – мы видим: он ясно сознает, что Христос и Церковь – не одно и то же, и что между ними возможно разногласие. Замечание богословски верное и в высшей степени уместное: именно эта трещина между Господом и Церковью, расхождение между ними, и стала причиной всех грядущих бед. Предположить, что глас Церкви не становится автоматически гласом Божьим – значит предположить, что Церковь способна заблуждаться. Именно это было важно для Лютера; и даже в этом своем письме, в других отношениях глубоко смиренном, от этого он не отступил.

Итак, теперь Лютер надеялся на долгожданный справедливый суд – и полагал, скорее всего, что судьей станет архиепископ Зальцбургский. А тем временем в мире происходили и другие события. 12 января пришла весть о смерти императора. Годы спустя Лютер вспоминал, что при этой новости «бушующая буря на время утихла»[157].

Глава восьмая

Лейпцигский диспут

Простому мирянину, вооруженному Писанием, следует верить более, чем папе или собору без Писания.

Мартин Лютер

Чума на все это!

Герцог Георг Бородатый

Дело Лютера в Риме и Ватикане шло потихоньку своим чередом – а тем временем в Германии страсти накалялись. Лютер уже написал на «Обелиски» Эка ответ под названием «Астериски», однако предназначал его для немногих читателей; ему не хотелось раздувать спор. Быть может, так бы и вышло, если бы виттенбергский коллега Лютера Андреас Карлштадт, не раз в этой истории забегавший «поперек батьки в пекло», не опубликовал свой собственный ответ Эку в 406 (!) тезисах, причем Лютера об этом не предупредил. В действиях Карлштадта вообще нередко заметно стремление ускорить события и подтолкнуть Лютера к более крайней позиции: зачем он так делал, нам неизвестно – однако в этом случае результат был самый неблагоприятный. Скандал разгорелся вовсю, и Эк чувствовал себя вынужденным отвечать публично. В середине августа 1518 года вышел из печати его ответ Карлштадту, так и озаглавленный: «Ответ».

Новый опрометчивый шаг последовал уже от самого Эка. Бог знает почему, но тихая академическая дискуссия между Виттенбергским и Ингольштадтским университетами больше его не прельщала; ему нужен был грандиозный публичный спектакль. На титульном листе своего «Ответа» он предлагал диспут, председателем которого будет не кто иной, как сам папа, а пройти он должен в университете Парижа, Кельна или Рима! В качестве даты Эк предлагал апрель следующего, 1519 года. Виттенбержцы полагали, что намного дешевле будет провести дискуссию поближе к дому – тем более и атмосфера там более благоприятная, – и предложили Эрфурт или Лейпциг. Эк выбрал Лейпциг и немедленно обратился за разрешением на диспут к герцогу Саксонскому.

Герцог Георг (известный также как Георг Бородатый) был сыном Альберта Храброго, брата Эрнста, отца Фридриха. Следовательно, Георг и Фридрих приходились друг другу кузенами – и соперничали так же рьяно, как когда-то их отцы. В предстоящем диспуте Георг увидел отличную возможность доказать превосходство богословов из Лейпцигского университета, которые станут на дебатах судьями, над богословами Фридриха из Виттенберга. Кузена Георг откровенно не любил, его политическим успехам завидовал. Он открыто насмехался над терпимостью Фридриха к мятежным виттенбергским богословам, особенно к этому Лютеру. Обнаружив, что лейпцигские богословы по своим соображениям не слишком хотят становиться хозяевами и судьями такого мероприятия, Георг Бородатый пришел в ярость. Человек прямой и сурового нрава, он заявил напрямик, что таких глупостей не потерпит. Когда местный епископ сказал ему, что он тоже против дебатов, Георг взревел в ответ: «Кому нужен солдат, который не хочет драться, собака, которая не хочет лаять, и богослов, который не хочет дебатов?»[158] Не обинуясь, обозвал он своих профессоров лентяями, умеющими только набивать брюхо, и закончил так: «Если богословы в Лейпциге не могут переварить эти дебаты и опасаются проиграть – что ж, посажу на их место старух с прялками, может, они справятся!»[159] В конце концов богословы подчинились его воле.