Мастерство Некрасова

‿— | ‿— | ‿— | ‿‿

‿— | ‿— | ‿— | ‿‿

‿— | ‿— | ‿— |

Формы, наиболее близкие к этой структуре, мы находим еще у Жуковского:

 Погиб, погиб родитель наш,Мучительски истерзанный,В глухом лесу покинутый,Без сродников, без ближнего.

‿ — | ‿ — | ‿— | ‿ ‿

В подлиннике эти стихи записаны по две стопы на строку:

Погиб, погибРодитель наш.[418]

Но я для наглядности придал им то начертание, какое имеют стихи того же размера в поэме «Кому на Руси жить хорошо».

И в самом деле, сходство обоих ритмов, на поверхностный взгляд, огромное.

Среди всевозможных литературных источников ритмического строя этой поэмы я указывал также на стихотворение Федора Глинки «Преступник», напечатанное в харьковском альманахе «Молодик»:

Но вот идет, чернеетсяТолпа людей оборванных;Идут, гремят оковами,И гонят их на привязи, —Огонь в глазах и брань в устах.[419]

Подобный же ритм можно найти и у Ивана Аксакова в его поэме «Бродяга», напечатанной в 1852 году. Там в отрывке «Бурмистр» читаем:

Корнил бурмистр ругается,Кузьма Петров ругается,И шум и крик на улице.Три дня прошло, Алешки нет,

Пропал Алешка без вести.[420]

Но, конечно, естественнее всего было предположить, что Некрасову досталась эта форма от более близкого ему поэта — Кольцова, у которого есть две песни, звучащие тем же ритмом. Первая так и озаглавлена: «Песня». Написана в 1830 году и начинается так:

На что ты, сердце нежное,Любовию горишь?На что вы, чувства пылкие,Волнуетесь в груди?Напрасно, девы милые,Цветете красотой,Напрасно добрых юношейПленяете собой.[421]

Вторая песня называется «Пора любви», и ее невозможно не вспомнить, читая «Кому на Руси жить хорошо», так схожи во многих частях ритмы обоих произведений:

Весною степь зеленаяЦветами вся разубрана,

Вся птичками летучимиПевучими полным-полна.[422]

Но все же полного сходства с ритмикой поэмы «Кому на Руси жить хорошо» нет ни в одном из приведенных отрывков, так как почти всюду эти стихи чередуются с такими стихами, ритмы которых чрезвычайно далеки от соответствующих некрасовских ритмов (например: «Огонь в глазах и брань в устах», «Певучими полным-полна»). А если ритмы стихов совершенно тождественны, то порядок их чередования так далек от того, который установлен Некрасовым, что звучание кажется совершенно иным («На что ты, сердце нежное, || Любовию горишь?»).

Мы процитировали эти стихи лишь затем, чтобы показать на дальнейших страницах, насколько совершеннее, гибче, сложнее, богаче ритмика некрасовской поэмы, как далека она от приписываемых ей литературных традиций и в чем заключается колоссальное ее преимущество перед ритмикой всех вышеприведенных стихов. Сама по себе эта ритмика нисколько от них не зависит. Ее истоки не в них. Мы напрасно искали их там. Их следует искать не у других стихотворцев, а у самого же Некрасова.

Некрасову незачем было заимствовать ритм у Ивана Аксакова или у Федора Глинки; он заимствовал его у себя: этим ритмом он начал овладевать с девятнадцатилетнего возраста, с того самого времени, как в февральской книжке «Пантеона» за 1840 год появился его «Провинциальный подьячий в Петербурге».

Не может быть ни малейших сомнений, что именно ритмом «Провинциального подьячего», написанного девятнадцатилетним Некрасовым в 1840 году, предвосхищен ритм его великой поэмы — тот излюбленный некрасовский ритм, которым звучат и «Мои детские годы» (со всеми родственно близкими текстами), и «Говорун», и «Пьяница», и монолог Харчина в «Забракованных», и многие куплеты некрасовских пьес.

Мы уже говорили, что ритм, преобладающий в поэме «Кому на Руси жить хорошо», можно условно обозначить как трехстопный ямб с двумя неударными:

В каком году — рассчитывай...(III, 339)

‿— | ‿— | ‿— | ‿‿

Точно таков же ритм всех нечетных стихов «Говоруна»:

Столица наша чудная...

(I, 175)

Ритм большинства мужских стихов поэмы, обычно замыкающих собою каждую стихотворную фразу, являет собою трехстопный ямб (без прибавления двух неударных):

Сошлись семь мужиков...(III, 153)

‿— | ‿— | ‿—

Точно таков же всякий четный стих «Говоруна»:

Богата через край...(I, 175)

‿— | ‿— | ‿—

Обычно считается, что этот ритм впервые появился у Некрасова лишь в 1862 году, в «Зеленом Шуме», после чего будто бы он был вскоре использован им в поэме «Кому на Руси жить хорошо» (1863—1877).