Мать

– Нам не требуется! – сказал парень, ставя книгу на полку.

Рыбин шумно вздохнул и заметил:

– Мужику не то интересно, откуда земля явилась, а как она по рукам разошлась, – как землю из-под ног у народа господа выдернули? Стоит она или вертится, это не важно – ты ее хоть на веревке повесь, – давала бы есть; хоть гвоздем к небу прибей – кормила бы людей!..

– «История рабства», – снова прочитал Ефим и спросил Павла:

– Про нас?

– Есть и о крепостном праве! – сказал Павел, давая ему другую книгу. Ефим взял ее, повертел в руках и, отложив в сторону, спокойно сказал:

– Это – прошло!

– Вы сами – имеете надел? – осведомился Павел.

– Мы? Имеем! Трое нас братьев, а надела – четыре десятины. Песочек – медь им чистить хорошо, а для хлеба – неспособная земля!..

Помолчав, он продолжал:

– Я от земли освободился, – что она? Кормить не кормит, а руки вяжет. Четвертый год в батраки хожу. А осенью мне в солдаты идти. Дядя Михаиле говорит – не ходи! Теперь, говорит, солдат посылают народ бить. А я думаю идти. Войско и при Степане Разине народ било и при Пугачеве. Пора это прекратить. Как по-вашему? – спросил он, пристально глядя на Павла.

– Пора! – с улыбкой ответил тот. – Только – трудно! Надо знать, что говорить солдатам и как сказать…

– Поучимся – сумеем! – сказал Ефим.

– Если начальство на этом поймает – расстрелять может, – закончил Павел, с любопытством глядя на Ефима.

– Оно – не помилует! – спокойно согласился парень и снова начал рассматривать книги.

– Пей чай, Ефим, скоро ехать! – заметил Рыбин.

– Сейчас! – отозвался парень и снова спросил: – Революция – бунт?

Пришел Андрей, красный, распаренный и угрюмый. Молча пожал руку Ефима, сел рядом с Рыбиным и, оглянув его, усмехнулся.

– Что невесело смотришь? – спросил Рыбин, ударив его ладонью по колену.

– Да так, – ответил хохол.

– Тоже рабочий? – спросил Ефим, кивая головой на Андрея.

– Тоже! – ответил Андрей. – А что?

– Он первый раз фабричных видит! – объяснил Рыбин. – Народ, говорит, особенный…

– Чем? – спросил Павел.

Ефим внимательно осмотрел Андрея и сказал:

– Кость у вас острая. Мужик круглее костью…

– Мужик спокойнее на ногах стоит! – добавил Рыбин. – Он под собой землю чувствует, хоть и нет ее у него, но он чувствует – земля! А фабричный – вроде птицы: родины нет, дома нет, сегодня – здесь, завтра – там! Его и баба к месту не привязывает, чуть что – прощай, милая, в бок тебе вилами! И пошел искать, где лучше. А мужик вокруг себя хочет сделать лучше, не сходя с места. Вон мать пришла!

Ефим подошел к Павлу, спросив:

– Может, дадите мне книжку какую-нибудь?

– Пожалуйста! – охотно отозвался Павел.

Глаза парня жадно вспыхнули, и он быстро заговорил:

– Я ворочу! Наши тут поблизости деготь возят, они и привезут.

Рыбин, уже одетый, туго подпоясанный, сказал Ефиму:

– Едем, пора!

– Вот, почитаю я! – воскликнул Ефим, указывая на книги и широко улыбаясь.

Когда они ушли, Павел оживленно воскликнул, обращаясь к Андрею:

– Видел чертей?..

– Да-а! – медленно протянул хохол. – Как тучи…

– Михайло-то? – воскликнула мать. – Будто и не жил на фабрике, совсем мужиком стал! И какой страшный!

– Жаль, не было тебя! – сказал Павел Андрею, который хмуро смотрел в свой стакан чая, сидя у стола. – Вот посмотрел бы ты на игру сердца, – ты все о сердце говоришь! Тут Рыбин таких паров нагнал, – опрокинул меня, задавил!.. Я ему и возражать но мог. Сколько в нем недоверия к людям, и как он их дешево ценит! Верно говорит мать – страшную силу несет в себе этот человек!..

– Это я видел! – угрюмо сказал хохол. – Отравили людей! Когда они поднимутся – они будут все опрокидывать подряд! Им нужно голую землю, – и они оголят ее, все сорвут!

Он говорил медленно, и было видно, что думает о другом.

Мать осторожно дотронулась до него.

– Ты бы встряхнулся, Андрюша!

– Подождите, ненько, родная моя! – тихо и ласково попросил хохол.

И вдруг, возбуждаясь, он заговорил, ударив рукой по столу:

– Да, Павел, мужик обнажит землю себе, если он встанет на ноги! Как после чумы – он все пожгет, чтобы все следы обид своих пеплом развеять…

– А потом встанет нам на дороге! – тихо заметил Павел.

– Наше дело – не допустить этого! Наше дело, Павел, сдержать его! Мы к нему всех ближе, – нам он поверит, за нами пойдет!

– Знаешь, Рыбин предлагает нам издавать газету для деревни! – сообщил Павел.

– И – надо!

Павел усмехнулся и сказал:

– Обидно мне, что я не поспорил с ним!

Хохол, потирая голову, спокойно заметил:

– Еще поспорим! Ты играй на своей сопелке – у кого ноги в землю не вросли, те под твою музыку танцевать будут! Рыбин верно сказал – мы под собой земли не чувствуем, да и не должны, потому на нас и положено раскачать ее. Покачнем раз – люди оторвутся, покачнем два – и еще!

Мать, усмехаясь, молвила:

– Для тебя, Андрюша, все просто!

– Ну да! – сказал хохол. – Просто! Как жизнь!

Через несколько минут он сказал:

– Я пойду в поле, похожу…

– После бани-то? Ветрено, продует тебя! – предупредила мать.

– Вот и надо, чтобы продуло! – ответил он.

– Смотри, простудишься! – ласково сказал Павел. – Лучше ляг.

– Нет, я пойду!

И, одевшись, молча ушел…

– Тяжело ему! – заметила мать, вздохнув.