Матрешка

Посадка была объявлена, но пуск еще не начался. Пассажиры на пакистанский рейс сбились в небольшом зале, я обошел их трижды, протискиваясь среди смуглокожих в чалмах, чадрах и паранджах, но Лену с Танюшей так и не обнаружил. Мелькнула некто похожая на мою присуху, бросился за ней, но она была как раз на выходе из этого мусульманского закутка, так и не нагнал: видел издалека, со спины - мог и ошибиться. Примостился у колонны, держа под наблюдением вход в закуток. Начался пуск, и когда пассажирская очередь пошла на убыль, подумал вдруг: потому и выбран пакистанский рейс, чтобы Лена могла улизнуть под чадрой. Но я мог ручаться, что Танюши среди галдящих детишек не было. В самый последний момент, когда посадка была закончена, увидел бегущую парочку - мгновенно узнал! Они уже стояли у контроля, когда я их нагнал и резким движением развернул мужика в ермолке к себе: не ошибся - блеснул в меня золотой фиксой. Опознавательный знак. Зато женщина оказалась не та: молодая незнакомка, запуганное лицо, вижу первый раз.

- Где Лена? - крикнул я, хватая Володю за грудки.

Подбежал полицейский и оттащил меня.

- Где Лена? - повторил я, с трудом сдерживая бешенство.

- Вам виднее, Профессор, - сказал Володя и странно как-то на меня глянул.

Я повернулся и побрел обратно не солоно хлебавши, гадая по пути, упустил я Лену или нет. А если Володя, действительно, не знает где она?

А где Танюша?

Было еще рано, возвращаться в пустую квартиру тошно - вот и мотанул на Лонг-Айленд, где знал несколько таких райских местечек - малолюдных, укромных, особенно в мертвый сезон и в будни, что считаю их моим личным владением, которым, еще в период жениховства, поделился с Леной, и она, наложив табу на "багамский треугольник" на южной клешне между Саг-Харбором и Хамптонами, сама потом призналась, что Лонг-Айленд смягчил культурный шок и примирил ее с Америкой. Предпочитала мало-, а еще лучше и вовсе безлюдные места.

Я - тоже.

Как уже говорил, не чужд морской романтике, которая на самом деле морская реальность, а романтика только для сторонних. Много путешествовал, душа моя пропиталась солью дальних и ближних странствий. Знаю повадки океана, как мгновенно он меняется, каждый раз другой, словно не один он, а множество. И как меняется человек на океане, само его мироощущение. Куда дальше - если не смыть океанскую соль горячей струей душа, всю ночь снятся кошмары: мне однажды - что я женщина и работаю в публичном доме. Может и мое катастрофическое восприятие происходящего со мной и окрест в последнее время вызвано моей океанской, насквозь просоленной душой? Как мечтал в молодости переселиться с земли на воду и в качестве эксперимента пространствовал как-то больше года на яхте, ни разу не ступив ногой на сушу. Я и Лене предложил нечто подобное, и она, хоть и не умела плавать, живо откликнулась. Нашим планам, однако, помешало появление Танюши, которую мы вовсе не планировали: Лена забеременела сразу же, в наш медовый месяц в Риме.

На этот раз я махнул к штатному парку Роберта Мозеса на Огненном острове, но съехав с моста, свернул не направо, а налево от фаллической башни - в сторону маяка, к которому проложен сквозь дюны деревянный пандус для пешеходов (изначально для калек). Не было случая, чтобы эта прогулка меня разочаровала, хоть я и совершал ее раз сто наверно: сначала один, потом приохотил Лену, которая полюбила Лонг-Айленд, за упомянутым исключением, и я никак не мог понять почему, пока не выследил ее однажды там, а в Фанди она мне все выложила как на духу. И назавтра исчезла.

Чаще всего мы были здесь совсем одни, не считая летящих в Европу или возвращающихся из нее самолетов, один из которых - TWA - рухнул неподалеку без видимой на то причины. Если кто и попадался навстречу, то какой-нибудь чудак вроде нас, но не искажал ландшафт, а был такой же его законной частью, как лани, которые доверчивы, как дети, и, попрошайничая, подходят вплотную, а получив или не дождавшись, скачут прочь, высоко задрав задние копыта, с излишней, ненужной какой-то грацией. Даже пугливые зайцы здесь безбоязненны и об них только что не спотыкаешься, а хитрый лис подпускает на расстояние каких-нибудь пяти-десяти шагов и сверлит взглядом, разгадать который никому не дано. Весной, по вечерам, мы с Леной слушали лягушачьи концерты, которые лично я предпочитаю птичьим: знаю два-три таких болотца в дюнах, которые ничуть не хуже соловьиного сада. Слушателей и поклонников эти сверхчуткие существа не жалуют, предназначая серенады исключительно своим прекрасным дамам: стоит приблизиться - один за другим замолкают.