Меч и ятаган

Сальваго рассказал Марии о том, чего ему удалось добиться, раньше, чем сообщил новость самому Луке. Девушка снова проявила искреннюю благодарность, но не более. Он понимал, что совершенно не интересует ее как мужчина, ведь он священник и учитель, но все равно это ранило его гордость. Он хотел, чтобы она посмотрела на него по-другому. Хотел выглядеть мужчиной в ее глазах. Как он вообще смеет предаваться таким мыслям?! Какая гордыня, какое тщеславие, какое святотатство! Чистой воды безумие!

И все же он ничего не мог с собой поделать.

Лежа на своей кровати, он закрывал глаза и полночи метался по постели без сна, вспоминая ее кожу: аромат, гладкость, сияние. Не в силах противостоять искушениям плоти, он предавался рукоблудию, а потом ложился лицом в пол и молился. Хлестал себя по спине кожаной плетью с узлами. Иногда он не спал по нескольку ночей подряд и совершенно потерял аппетит.

Помоги мне, Господи! Рядом с Тобой я хочу быть священником! Рядом с ней – мужчиной!

Следующий урок он провел как во сне, все казалось туманным, смутным и нереальным. Он исправлял написанные ею буквы и не мог сдержать дрожь в руке, даже если опирался запястьем на край стола. Чтобы скрыть свое состояние, он встал и начал диктовать ей слова, но вскоре его рука словно бы случайно прикоснулась к ее плечу. Для нее это ничего не значило, обычное прикосновение, потому что он заглядывал в тетрадь ей через плечо. Ему же показалось, что пальцы обожгло огнем. Совершенно не замечая его страсти, Мария усердно писала, а Сальваго едва сдерживал сбивчивое дыхание.

Для нее это все ничего не значит.

Ее безразличие начало вызывать у него гнев – гнев необъяснимый, невыносимый, но тем не менее пожиравший его изнутри.

Во вторник погода выдалась ясная. В воздухе уже веяло приближением зимы. Мария бежала по улочкам с пергаментом под мышкой, сердце девушки колотилось от предвкушения. Накануне вечером, при свечах, она закончила сюрприз, который готовила для Сальваго. Она прочитала то, что получилось, Фенсу, Елене и другим жителям пещеры. Не имело значения, что это был текст из Нового Завета, из Евангелия от Матфея. Она переписала его по памяти, в несколько приемов, и теперь у нее была собственноручно написанная копия «Заповедей Блаженства». Иудейские друзья слушали Марию внимательно, скорее восхищаясь ее магическими способностями, чем выбором Писания.

– Лучше бы, конечно, что-то из Невиима[15], – добродушно заметил Фенсу.

Мария собиралась подарить пергамент отцу Сальваго. Она аккуратно свернула его и перевязала бечевкой. Прибежав в церковь Святой Агаты, Мария увидела трудившегося на колокольне отца – тот давал стоявшим внизу помощникам указания по смешиванию раствора. Забывшись от радости, Мария помахала отцу рукой, он увидел ее и кивнул, а потом вернулся к работе.

Сегодня Сальваго не ждал Марию, так как не назначал ей урок. Уже несколько дней он был сам не свой. На прошлой неделе он отменил занятия, сославшись на нездоровье. Мария нашла его в ризнице. Он сидел один с печальным видом. Обычно он пил очень мало, но сейчас на полу рядом с ним стояла почти пустая бутылка вина. Увидев ученицу, он не обрадовался. Сальваго принял твердое решение больше с ней не заниматься и положить конец своим мучениям, иначе он опасался за свой рассудок.

– У меня для вас кое-что есть, святой отец! – лучезарно улыбнувшись, заявила Мария.

– У меня сегодня нет времени, Мария, – мрачно отозвался он, вставая и с трудом держась на ногах.

В восторге от приготовленного сюрприза Мария не обратила внимания на его состояние.

– Обещаю, это займет всего минутку! Только выслушайте меня, и я сразу уйду! – выпалила она и развернула список. – «Блаженны нищие духом… – Мария читала без запинок, с выражением, и он был глубоко тронут ее заботой. – Блаженны кроткие…»

Пока она читала, Сальваго изучал ее. Мягкий коричневый джеркин, в длинные волосы вплетена лента. Он смотрел на ее руки, державшие пергамент, нежные и изящные руки, похожие на буквы, которые с каждым занятием становились все более изящными, уверенными и красивыми.

– «Блаженны алчущие…»

Он следил за ее дыханием, смотрел, как ее груди поднимаются и опускаются, на очертания шеи и губы, произносившие столь хорошо знакомые ему слова, и даже не замечал тех мест, где она что-то пропускала или говорила по-своему. Щеки Марии сияли нежным румянцем, сияли жизнью.

– «Блаженны чистые сердцем…»

Закончив, она посмотрела на него, зная, что он будет ею доволен. Дрожащими руками Сальваго взял из ее рук пергамент, внимательно изучил с невероятным удовольствием, а потом посмотрел ей в глаза. Мария улыбнулась. Он шагнул к ней и раскрыл руки, чтобы обнять ее. Удивленно, но без всякого страха она отпрянула.

– Святой отец! – воскликнула она; ее улыбка померкла.

Они оказались невыносимо близко друг к другу, и Сальваго не выдержал, страсть захватила его, и он бросился к Марии. Пораженная девушка пыталась вырваться, но он оказался куда сильнее ее.