Воздух потрескивал, когда она приближалась. Свет пропадал, исчезая в ее присутствии, как темное вино просвечивает сквозь стекло. Сладковато-гнилостный запах испорченных груш предшествовал ей, когда она наклонилась вперед и приложилась поцелуем ко лбу Райфа.
Я верю, я буду звать тебя сыном.
Нееееееет, закричал он ей. НЕЕЕЕЕЕЕТ!
- Шшшш.
Райф повернул голову, прослеживая новый голос. Когда он перенес внимание в сторону, Смерть отступила. Тихо посмеиваясь, она тащила одеяния страшных снов за собой, подманила темноту, и пропала. Она всегда смеялась последней.
Капли тепловатой воды застучали по лицу Райфа. Так как глаза он держал крепко сжатыми, он стал понимать, что больше не падает. Каким-то образом он приземлился на твердую землю.
Свет, просачивающийся сквозь веки, мерцал, как будто что-то перемещалось между Райфом и источником. Я проснулся, сказал он себе, ощущая, что его ум тщательно выверяет каждое слово. Когда вода начала барабанить по лицу второй раз, он разжал губы и позволил ей падать в рот. Его язык впитывал капли как губка, и он испытывал даже боль, когда пересохшая плоть набухала. Как если бы первый удар открыл дверь с надписью 'Боль', разум Райфа начал получать сигналы от тела. Горло саднило и першило, а спина и грудная клетка одеревенели. Хуже всего была глубокая, неопределенная боль в левом плече. Она перекатывалась в мышцах, как жидкость.
Начали слышаться звуки. Странный отзвук следовал за дребезжащим звуком, будто камешки перекатывались в кувшине. Затем шаги, вернее, легкая поступь, звучащие мягко и неуловимо, слышные скорее благодаря оседанию пола, чем толчкам ног.
Райф задумался, стоит ли ему открывать глаза. Предусмотрительность заставляла его выждать. То же самое чутье, что сказало ему, что его память работает, даже хотя он не проверял ее, говорило ему, что его состояние здесь - там, где 'здесь' могло быть - было незащищенным. Так что он слушал и ждал.
Время шло. Качество света изменилось, цвета, просачивающиеся через веки, сменились с синего на красный. Воздух остывал. Резкий душок гари коснулся носа Райфа, следуя за запахом незнакомой кухни. Сладкая горечь специй, лакрицы, гвоздики и сумаха сплетались с запахом едкого дыма. Легкие шаги зазвучали снова. Вспыхнул свет, затем тишина.
Райф ожидал, конечности неподвижны, тело расслаблено. Через некоторое время ему показалось, что тишина имеет качество ожидания по отношению к нему, и он стал думать, что за ним наблюдают. В течении часа он становился все более уверен, что кто-то ждал, когда он пошевелится. Райф удивило, как долго наблюдатель мог хранить молчание, как долго он или она могли играть в эту игру.
Прошло еще какое-то время, и ломота и потребности начали заявлять о себе. Мышцы в поврежденном плече Райфа затекли и нуждались в смене положения. Горло терзала жажда, а мочевой пузырь извещал, что полон. Совершенно неожиданно ему пришлось пошевелиться.
Он открыл глаза и заморгал от света. Ему потребовалось время, чтобы понять, что он увидел. Он лежал в небольшой палатке с высокой крышей, натянутой на тонкие желтые кости, которые были двойными и изогнутыми, как крылатки белого клена. Покрытие палатки было изготовлено из очищенных шкур; из шкур мертворожденных животных, которые были обработаны до прозрачности. У кланов не было знаний, как их изготовить, и Райф представлял, что видит великую ценность. Лучи заходящего солнца просвечивали через шкуры, освещая изгибы выкроек, где когда-то рос мех. Райф не мог определить, от каких животных они были получены.
Синий шелковистый дымок тонкими струйками поднимался от трех стеклянных фонарей, поднятых на шестах костяного каркаса палатки. Слева от него Райф увидел небрежно накиданную кучу подушек и одеял, выкрашенных в оттенки желтого: шафрановый, охряной, пшеничный. Палаточный пол состоял из плотно уложенных шкур и овечьего руна. Райф признал кудрявую шерсть горного барана и пятнистый белый мех кота-рыболова, но не узнал остальных. Одна из них была оранжевой с черными кругами, другая, лошадиная по форме, испещрена черно-белыми полосами, и третья была вообще жесткой, ребристой и зеленой, как водоросли. Он лежал на матрасе или поднятой земле, покрытой овчиной, и был укрыт одеялом, сотканным из шерсти более мягкой и легкой, чем шерсть овцебыка.
Когда он был готов, Райф обратил свое внимание на фигуру, стоявшую около зашнурованных створок палатки. Человек был высокий и худой. Почти черные одежды, так темно и глубоко окрашенные, что они поглощали свет, были обернуты вокруг его головы и тела, и свободно закручивались в складки. Головной убор состоял из ярусов ткани, свисающих сзади изогнутой линией. Единичный дугообразный разрез открывал его глаза.