Медицинские заметки Шерлока Холмса. Как болели, лечили и умирали в Викторианскую эпоху

Четырнадцатого апреля, согласно моим записям, я получил телеграмму из Лиона, в которой было сказано, что Холмса свалил с ног какой-то недуг и что он находится в отеле «Дюлонж». Всего спустя сутки я прибыл к больному и с облегчением обнаружил, что в его симптомах не было ничего страшного. Однако даже его крепкое здоровье не выдержало напряжения расследования, длившегося более двух месяцев, в течение которых он работал не меньше пятнадцати часов в сутки, при этом, как он уверял меня, дело много раз требовало его внимания по пять дней кряду, не оставляя ни единого шанса на отдых. И даже блистательный триумф не спас Холмса от последствий столь ужасного напряжения. Когда во всей Европе его имя было у всех на устах, а комната была буквально по щиколотку завалена поздравительными телеграммами, я застал его в состоянии глубочайшей депрессии. Даже тот факт, что он сумел сделать то, чего не удавалось сделать полиции трех стран, и что он во всех отношениях перехитрил самого опытного мошенника в Европе, не мог вывести его из прострации.

К этой истории мы обращаемся впервые, что необычно, поскольку за первый год после публикации он вышел под тремя разными названиями. Здесь я называю эту историю «Рейгетская тайна», поскольку именно так озаглавлен этот рассказ в моей коллекции книг о Холмсе, выпущенной издательством Penguin, хотя, стоит сказать, что под таким же названием история была впервые опубликована в американском журнале Harper’s Weekly

. В первой британской публикации в журнале The Strand

рассказ назывался «Рейгетский сквайр», но в сборнике «Записки о Шерлоке Холмсе» это же название стояло уже во множественном числе.

В рассказе «Горбун» Холмс уговаривает Ватсона поехать с ним в Олдершот, где он собирался расследовать убийство полковника Джеймса Барклея. Детектив рассказывает другу то, что ему известно.

«Полковника отличал весьма странный характер. Бывали дни, когда он был лихим, жизнерадостным старым воякой, но случалось и так, что он вдруг становился весьма жестоким и мстительным. Однако к своей жене он всегда был добр. Другим фактом, который поразил майора Мерфи и трех из пяти других офицеров, с которыми я беседовал, была необычная депрессия, временами накатывавшая на него. Как выразился майор, улыбка часто исчезала с его губ совершенно внезапно, как будто кто-то невидимый стирал ее с его лица, хотя до этого он веселился и наслаждался ужином в компании за столом. Когда на него находило, он мог на несколько дней погрузиться в глубочайшее уныние. Но кроме непредсказуемой смены настроения и легкого суеверия ничего необычного сослуживцы в полковнике не замечали. Единственным предрассудком его было нежелание оставаться в одиночестве, особенно после наступления темноты. Эта по сути ребяческая черта, присущая столь мужественному человеку, часто становилась поводом для недоуменных пересудов и догадок».