Медное королевство

У Мунтадира округлились глаза.

— Ты хочешь восстановить больницу?

От его испуганно-шокированного выражения лица Нари непроизвольно съежилась.

— Ты же… ты сам сказал, что я могу открыться тебе, поговорить с тобой…

— Да, но я имел в виду о чем-то реальном. Если ты захочешь представить ко двору еще одного Дэва или принять участие в приготовлениях к Навасатему — пожалуйста. Но то, что предлагаешь ты… — Он как будто не мог оправиться от шока. — Зейнаб рассказала, что здание лежит в руинах. Ты хоть представляешь себе, сколько затрат и сил придется бросить на восстановление?

— Понимаю, но я думала…

Мунтадир встал и стал нервно расхаживать из стороны в сторону.

— И потом, работать бок о бок с шафитом? — презрительно процедил он последнее слово. — Исключено. Отец ни за что этого не допустит. Лучше тебе вообще не искать встречи с этим врачом. Пойми, что он нарушает закон.

— Нарушает закон? С каких пор спасение жизней нарушает закон?

— Шафиты… — Мунтадир пристыженно потер загривок. — То есть… они не… Мы не должны своими действиями… способствовать росту численности шафитского населения.

Нари на секунду лишилась дара речи от потрясения.

— Умоляю, скажи, что ты так не считаешь, — попросила она, уповая на то, что ослышалась, что только вообразила себе неприязнь в его голосе. — Ты — Кахтани. Твои предки свергли — вырезали — моих предков под эгидой помощи шафитам.

— Это было давно. — Мунтадир посмотрел на нее с мольбой во взгляде. — Да и шафиты — вовсе не такие невинные овечки, как тебе кажется. Они ненавидят Дэвов. Тебя ненавидят.

— За что им меня-то ненавидеть? — взъелась Нари. — Я выросла среди людей!

— А сюда заявилась рука об руку с джинном, который прославился тем, что с помощью бича определял цвет крови своих собратьев, — напомнил Мунтадир. — Нравится тебе это или нет, Нари, но у них о тебе сложилось весьма определенное мнение.

Нари поморщилась, но не стала заострять на этом внимание. Разговор и без того принял скверный оборот — не было нужды приплетать сюда еще и ее несчастного Афшина и его жестокие преступления.

— Я не имела ни малейшего отношения к событиям в Кви-Цзы, — попыталась оправдаться она. — Ни я, ни вообще кто-либо из ныне живущих.

— А это неважно. — Мунтадир наградил ее увещевательным взглядом. — Нари, Дэвов и шафитов связывает долгая, полная вражды, история. Это же можно сказать и про подавляющее большинство чистокровных джиннов. Ты не понимаешь, как сильно они нас ненавидят.

— А ты понимаешь? Да ты небось за всю свою жизнь не общался ни с одним шафитом!

— Это правда, зато я видел, как они контрабандой провозят к нам в город человеческое оружие, надеясь учинить очередные беспорядки. Я слышал, как их идеологи перед самой казнью плюются, как ядом, грязной клеветой и угрозами в адрес твоего народа. — Странная тень промелькнула на его лице. — И, уж поверь мне на слово, мне прекрасно известно, как они изобретательны, когда хотят переманить кого-то на свою сторону.

Нари промолчала. Ей стало противно — и отнюдь не из-за напоминания о том, что ей и остальным Дэвам угрожает опасность.

А из-за внезапного осознания, что ее супруг — Кахтани, который, казалось бы, никогда не придавал значения вопросам о чистоте крови, — похоже, разделял худшие предрассудки ее соплеменников. Нари до сих пор не понимала, почему Гасан, лишь взглянув на нее, сразу понял, что она и Нахида и шафитка одновременно

, но сам король утверждал, что такую способность даровало ему обладание Сулеймановой печатью.

И однажды эта печать перейдет к Мунтадиру. Он наденет перстень и увидит истинное лицо женщины, на которой женился.

Ее сердце пропустило удар.

— Твои предложения кажутся мне нерациональными с политической точки зрения, Мунтадир, — сказала она, тщательно подбирая слова. — Если ситуация уже так накалилась, не разумнее ли попробовать найти с шафитами общий язык? Нас соединили узами брака, чтобы мы стали символом мира между Гезири и Дэвами. Так же можно решить и вопрос с полукровками.

Мунтадир покачал головой.

— Так не получится. Я сочувствую шафитам, правда. Но этот конфликт разрастался как снежный ком в течение долгих поколений. А то, что предлагаешь ты, — слишком опасно.

Нари понурила голову. Перед глазами оказался драгоценный воротник красивого нового платья, и она поплотнее завернулась в халат, пряча украшение. Сейчас она чувствовала себя ужасно глупо.

«Он никогда не станет мне настоящим союзником», — снизошло на нее откровение. В памяти всплыл и отказ Мунтадира решать вопрос с преследованием шафитов, и обвинения Джамшида. Как ни странно, Нари не могла даже возненавидеть его за это. Гасан и ее оставил в дураках, а она не была ему родным сыном. Она своими глазами видела, как Мунтадир страдал из-за Джамшида, видела и искреннее сочувствие, когда он завел разговор о тяжелом положении шафитов, а потом резко свел его на нет.