Медное королевство

— Ну уж, это выдумки. Но когда пару столетий прислушиваешься к каждому удару каждого сердца, чувствуешь приливы крови к коже и слышишь каждый вздох вокруг, учишься читать окружающих. — Она вонзила в него внимательный взгляд. — Я повторяю вопрос.

Дара поежился. На первый взгляд между Манижей и ее дочерью не наблюдалось особого сходства. Манижа была пониже ростом, миниатюрнее — в этом она сильно напоминала ему собственную мать, которая могла и обедом накормить полсотни дэвов, а могла и ложку сломать об колено, чтобы заколоть врага. Но вот глаза Манижи, такие пронзительные и черные, с внешними уголками, опущенными чуть вниз, — это были глаза Нари. И когда в них загоралась решимость, это действовало на Дару безотказно.

— Я в порядке. — Дара взмахом руки обвел пейзаж внизу. — Любуюсь.

— Действительно, красиво, — согласилась Манижа. — Напоминает мне о Зариаспе. Мы с Рустамом всегда проводили лето у Прамухов, когда были детьми. То были самые счастливые дни моей жизни, — продолжила она с мечтательной грустью. — Мы резвились без устали, лазили по горам, катались на симургах наперегонки, экспериментировали со всеми запретными растениями и травками, которые нам удавалось найти. — Она печально улыбнулась. — Большей свободы мы так и не узнали за всю нашу жизнь.

Дара склонил голову набок.

— Выходит, вам повезло, что у вас не было Афшинов. То, что ты описываешь, звучит крайне опасно. Мы бы никогда вам этого не позволили.

Манижа снова засмеялась.

— Да, никакие легендарные телохранители не портили нам веселье, а Прамухи охотно соглашались предоставлять нас самим себе, когда мы брали с собой Каве. Кажется, они не понимали, что он был таким же сорванцом, как и мы. — Заметив недоверчивую мину Дары, она покачала головой. — Пусть репутация уважаемого старшего визиря не вводит тебя в заблуждение. Когда мы познакомились, он был чумазым деревенским мальчишкой, для которого сбежать из дома и отправиться на поиски огненных саламандр было проще, чем уследить за парочкой непоседливых Нахид. — Она поглядела вдаль, и огонек в ее глазах померк. — Когда мы стали старше, нам запретили так часто наведываться в Зариаспу. А я так по нему скучала.

— Полагаю, он тоже скучал, — осторожно сказал Дара. Он заметил, как поглядывает на Манижу Каве, да и в лагере ни для кого не было секретом, что их гость так ни разу и не ночевал в шатре, который разбили специально к его приезду. Это и убедило Дару: похоже, у чопорного визиря действительно были свои секреты. — Я удивлен, что ты не пригласила его с нами.

— Ни в коем случае, — ответила она незамедлительно. — Не хочу, чтобы ифриты знали о нем ничего лишнего.

То, с каким пылом она это сказала, насторожило Дару.

— Почему?

— Ты готов умереть за мою дочь, Дараявахауш?

Вопрос удивил его, но ответ на него легко сорвался с губ.

— Да. Конечно.

Манижа посмотрела на него проницательным взглядом.

— Но позволишь ли ты ей умереть за тебя? Страдать из-за тебя?

Она уже настрадалась из-за меня.

— Я сделаю все, от меня зависящее, чтобы этого не допустить, — тихо ответил Дара.

— Вот именно. Привязанность для таких, как мы с тобой, — слабое место. Наши слабые места не должны знать те, кто хочет навредить нам. Угроза любимым — самый эффективный способ добиться своего, намного эффективнее пыток.

Эти слова были произнесены с такой ледяной уверенностью, что у Дары по спине пробежали мурашки.

— Ты говоришь так, как будто судишь по личному опыту, — рискнул он.

— Я очень любила своего брата, — сказала она, глядя вдаль. — Кахтани не позволяли мне забыть об этом. — Она опустила взгляд и принялась разглядывать руки. — Признаюсь, мое стремление назначить осаду на время Навасатема имеет под собой и личный мотив.

— Какой же?

— Свой последний Навасатем Рустам провел в темнице. Я тогда вышла из себя, ляпнула что-то неблагоразумное отцу Гасана. Хадеру. — Имя слетело с ее губ точно проклятие. — Еще больший деспот, чем его сын. Даже не помню, что именно сказала тогда. Наверняка что-то пустяковое — ну чем может обидеть сердитая молодая женщина? Но Хадер воспринял мои слова как угрозу. Моего брата схватили прямо в лазарете и бросили в каморку, куда не проникал даже дневной свет, где-то в дворцовых подземельях. Говорят… — Она прочистила горло. — Говорят, тела погибших в подземельях никогда не выносят оттуда. И ты валяешься там, среди трупов. — Она помолчала. — Рустам провел там весь Навасатем, целый месяц. Несколько недель после этого он не мог вымолвить ни слова. И даже много лет спустя… лампы в его комнате должны были гореть всю ночь, иначе он не мог заснуть.

Даре стало жутко от ее рассказа. Невольно он вспомнил о судьбе своей сестры.

— Мне жаль, — сказал он робко.

— Мне тоже. Но с той поры я усвоила, что безвестность — лучшая защита для моих близких. — Ее губы искривила горькая усмешка. — Впрочем, у безвестности есть свои трагические недостатки.

Он помолчал. Но кое-что из сказанного Манижей он просто не мог оставить без внимания.