Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

— Этот паук пусть и не сравнится в ядовитости с Пауком единой жизни, но тоже неприятен, тебе так в удовольствие быть укушенным? — Тундэн, видя, что он не разговаривает, снова принялся говорить прохладно.

Сюаньминь помолчал немного и наконец, всё так же сохраняя позу с закрытыми глазами, заговорил без всяких эмоций в лице:

— Так или иначе, обоих пауков взрастил ты.

Подразумевается: у тебя хватает наглости велеть другим, чтобы не оказались укушены?

После того как смертная оболочка его лишилась дыхания жизни, Сюаньминь вновь обрёл сознание именно внутри этого заброшенного храма Дацзэ. Тело его сформировалось приблизительно два-три дня назад и вот только вчера ночью стабилизировалось. Эти два дня ему непросто было раскрыть глаза, говорить он тоже не мог, только слышал, как некто рядом разговаривает, словно вспоминая о прошлом.

Послушав немного урывками, он понял, что человек этот — именно первый гоши Тундэн, кто также являлся его наставником в прошлой жизни. И те два вида пауков в Пещере сотни насекомых оба вышли из-под его рук.

Сюаньминь некогда уже испытал на себе, каков Паук единой жизни. Много лет назад, когда он ещё не покинул двор Тяньцзи полностью, чтобы жить уединённо в бамбуковом домике, он уже обнаружил, что в продолжительности жизни Цзухуна возникли перемены. Пусть даже Цзухун, находясь во дворе Тяньцзи, не снимал маски, но по тому, как изменились мелкие морщины на его шее, Сюаньминь всё равно заметил, что он вновь стал молодым.

На самом деле тогда в душе он смутно предполагал, что такое изменение, вероятно, связано с ним самим, потому что Цзухун в то время всегда говорил несколько с сокрытым смыслом, как будто выражал к нему определённого рода долг и, казалось, неотступно держал в уме благодарность.

Только тогда он всё ещё хранил в памяти доброту учителя и пускай и раскрыл что-то, совсем не придал значения.

Многим позже, когда он действительно разведал о деле «Паука единой жизни», Цзухун в ненасытной жадности вытащил драконьи кости, и после он утратил память. Дошло до того, что дело с «Цзухун привил ему Паука единой жизни» неоднократно откладывалось и в конечном счёте затянулось так, что лишь перед смертью разрешилось по-настоящему.

Если вспоминать об этом теперь, Сюаньминь всегда был исключительно осмотрительным, случаев, что дали бы постороннему найти лазейку, было очень и очень мало, только лишь один…

То была осень за год до того, как он оставил двор Тяньцзи и передал должность гоши обратно Цзухуну; занимаясь совершенствованием, он по неосторожности погрузился в сферу безумства[285] и три дня и три ночи провёл в беспамятстве, не приходя в сознание. Тогда он мало остерегался Цзухуна, если тот желал воспользоваться случаем и привить паука единой жизни, то такое, в общем-то, было осуществимо.

Но как бы там ни было, бренная оболочка уже мертва, и это теперь прах прошлого, дела минувших дней.

Сейчас тело его отметил не Паук единой жизни, но другой вид из Пещеры сотни насекомых.

Изначально истинной целью Тундэна был Паук единой жизни, другой вид оказался создан исключительно по случайности, к которой привело душевное смятение; дружеские чувства, забота и тепло, что хранил в себе этот паук, были слишком сложными, вплоть до того, что Тундэн не знал, как должно назвать его, и попросту нарёк Безымянным.

Сюэ Сянь прежде спрашивал Сюаньминя между делом, для чего всё-таки нужен этот Безымянный паук, правда ли то, что говорят, будто он может связать людей в трёх жизнях и трёх существованиях.

Сюаньминь опроверг это.

Он вовсе не обманул Сюэ Сяня, Безымянный паук действительно не имел отношения к трём существованиям.

Паук единой жизни представлял собой пару мать и сына, Безымянный же паук в свою очередь — пару пауков блага и бед; красный паук означал благо, чёрный подразумевал беды. Маленькая родинка на руке Сюаньминя была оставлена чёрным пауком, а на ключице у Сюэ Сяня — произошла от красного.

Как только кровяная родинка сформировалась, это значило, что бренная оболочка человека, укушенного чёрным пауком, не будет разлагаться после смерти, душа не рассеется, не будет ни призраком, ни духом покойного. Он возьмёт на себя все — жизнь за жизнью — бедствия и страдания другого и передаст тому всё благое воздаяние[286], что жизнь за жизнью получил сам…

Цена — никогда более не войти в круг перерождений.

Это не три жизни, но бесконечность.

— Едва эта родинка проявилась, дальше — лишь сотни и тысячи веков одиночества, долгих без предела, — Тундэн стоял перед входом и, щурясь, окинул взором лунный свет на краю небес, снова повернул голову и спросил Сюаньминя: — Преимущества, конечно, тоже есть. Ты никогда больше не потеряешь память, будешь помнить всё, что должно помнить, к тому же помнить чем дальше, тем яснее, точно произошло это только вчера. Недостатки же… Сколь бы глубоко ты ни помнил, ему не увидеть тебя, истинный дракон — и тот не сможет. Ну как, сожалеешь?