Медведь

– Доброго здоровья!

Путники вежливо отвечали им, а Марфа в ответ – так же с поклоном.

* * *

Подошли к самой большой избе, перед которой стоял колодец с «журавлем», закрытый крышкой. Из печной трубы шел легкий дымок, а ароматный запах свежевыпеченного хлеба усилился.

Найдён поднялся на невысокое крыльцо и жестом дал понять, что путникам нужно подождать. Открыл дверь и, перекрестившись, ступил на порог.

Картуз уныло сказал:

– Видно, хлеб попрячут. От же ж!..

Тихомир с укоризной посмотрел на него.

* * *

Марфа, покачивая Первого на руках, сказала:

– Что-то не видать детей?! Одни бабы!

* * *

Дверь в избу распахнулась, и Найдён, не выходя за порог, пригласил:

– Заходите. Как есть.

Первым поднялся на крыльцо Тихомир. Когда он хотел переступить через порог, то был остановлен Найдёном:

– Без Господа Бога не до порога!

Тихомир ничего не понял, и Марфа, услышав замечание Найдёна, выдвинулась вперед.

Спешно перекрестилась и сказала:

– Боже милостив…

Найдён покачал головой:

– Кто ж так крестится?!

Марфа растерялась.

– Иди уж! – сказал Найдён и добавил, широко и неспешно крестясь: – Господи, помилуй ее, грешную!

Следом за Марфой пошел Картуз, медленно с размахом перекрестился и переступил через порог.

Тихомир так же перекрестился и, получив одобрение Найдёна, зашел в избу.

* * *

Войдя в тесные сени, Тихомир едва протиснулся между Найдёном и вешалкой с одеждой, над которой была полочка с шапками. Пройдя дальше, он удивился простору и, только присмотревшись, понял, что изба пятистенная.

В дальнем углу перед большим широким столом сидел дедок. По морщинистому лицу и по длинным белым, хорошо расчесанным тонким волосам на бороде и голове было понятно, что ему уже лет за девяносто.

* * *

Найдён вышел вперед, перекрестился на иконы божницы «красного угла» и сказал дедочку:

– Новообрядцы. Как есть.

Дедок осмотрел путников и ответил:

– Как есть. Господи, помилуй их, грешных.

Путники молча стояли, не зная, что делать.

Дедок что-то прошептал себе под нос и негромко сказал:

– Пистимея! Поди баньку гостям затопи.

* * *

Занавеска, прикрывающая печь, мазанную белой глиной, приоткрылась, и, как стало видно гостям, из-за нее вынырнула старушка, одетая во все черное, с плотно завязанным на голове платком.

Старушка живым взглядом осмотрела гостей с головы до ног. Укоризненно помотала головой, но поздоровалась с поклоном:

– Доброго здоровья!

Тихомир и Картуз ответили хором:

– Доброго здоровья!

Марфа попыталась было прикрыть оголенные коленки остатками изорванного платья, но ничего из этого не вышло, и она густо покраснела, тихонечко сказав:

– И вам доброго здоровья!

Старушка повернулась к печке, где в углу была божница с небольшой иконой Николая Угодника. Перекрестившись на икону, старушка плотно закрыла занавеску и с поклоном обратилась к дедку:

– Благословите меня на дело.

Дедок неспешно перекрестил ее:

– Господь благословит.

Старушка поклонилась, развернулась к двери, застыла у порога и перекрестилась:

– Господи, помилуй меня, грешную… чтоб нечистый не встретил…

Когда Пистимея вышла, дедок сказал:

– Рассказывайте все как есть! А прежде – как к нам в скит попали? Сюда и зимой по льду через трясину не дойти…

* * *

– В баню ходить без креста и без пояса. Баня – поганое место, – нравоучительно сказал Найдён.

– Почему поганое? Там же ж моются начисто, – спросил Картуз.

– Считается, что после очищения скверна остается в бане, – ответила Пистимея, перекрестившись.

Тихомир предложил:

– Пусть Марфа с сыном первая идет.

Пистимея открыла дверь в баньку и подала Марфе длинную самотканую рубаху и узелок:

– Иди с Господом! Только после бани себе и дитяти ополосни лицо, руки, шею чистой водой. Я там, в углу, кадку поставила. Ковшик не трогай! Что в бане было, то поганое, в дом нельзя!

Марфа помахала рукой перед лицом, разгоняя дым, тянувшийся по верху двери.

– По-черному топите, – с видом знатока сказал Тихомир.

– Как есть – каменка, – ответил Найдён. – Можешь и не мыться, только поганым тебя к кушаньям не допустят.

Тихомир притих.

Марфа посмотрела на него, вздохнула и хотела переступить через порог, но спохватилась. Посмотрев на Пистимею она, широко перекрестившись, сказала:

– Боже милостив… Благословите меня…

Пистимея одобрительно улыбнулась и сама перекрестилась:

– Господь благословит.

* * *

Не успела Марфа войти, как Картуз прокричал:

– Погодь, Марфа, дай от уголька махорочку раскурю! Спички размокли. Страсть как курить охота же ж!

Найдён и Пистимея начали оглядываться по сторонам.

Пистимея подтолкнула Марфу к двери.

А Найдён зашипел на Картуза:

– Ты что это творишь! Грех это большой! Не курят тут!

Пистимея перекрестилась и заспешила в избу.

Расстроенный Картуз вздохнул и уселся на завалинку рядом с банькой:

– Хоть сидеть-то же ж тут можно?

Найдён сказал:

– Все с благословения Господа можно! Но есть запреты и предписания! Во имя Господа!

Тихомир спросил:

– А что нельзя?

Найдён начал отвечать, перебирая в уме заученное, даже глаза прикрыл:

– Есть запрет снимать крест, а предписание носить крест.

Есть запрет использовать одну посуду с иноверцами.

Есть предписание разделять чистую и поганую посуду.