Мэйделе

Уложив девочку на кровать, Циля вздохнула. Ребенок, казалось, был без сознания, только губы шевелились. Женщина подумала, что раз девочка не зовет маму или папу, а шепчет молитву, то, скорее всего, злые люди убили всех, возможно даже на ее глазах. Когда Циля уже думала накрыть простыней найденную девочку, в дом вошел Сема Лившиц, работавший в милиции. Улыбчивый высокий молодой человек, в котором было трудно признать еврея, в милицейской форме выглядел импозантно, по мнению Цили.

– Таки шо страпилось40? – поинтересовался милиционер, воткнув взгляд в женщину.

– Кинь брови на лоб,41 Сема, – отозвалась Циля. – Гляди, что Ривка у нас на заднем дворе нашла!

– Что она шепчет? – спросил Сема будто самого себя, наклоняясь к найденному ребенку.

– Это молитва, Сема, – грустно ответила ему женщина. – Так уходят… – она нежно погладила девочку, отчего та открыла глаза. Глядя в разноцветные, такие же, как у самой Цили, глаза, женщина охнула.

– Она-таки такая же, – задумчиво отозвался Йося, видимо, от волнения перейдя на идиш. – Ты кто, девочка?

– А… И… Пе… – попыталась произнести почти замученная девочка, но не смогла. Широко раскрытые глаза наполнились ужасом.

– Тише, тише, – все поняла Циля, продолжая гладить так похожую на нее незнакомку. – Мы все решим. Твоя фамилия Пельцер? – вдруг спросила женщина, и девочка медленно кивнула, заставляя Цилю переглянуться с Семеном.

– Шо тут у вас? – запыхавшийся Изя был не сильно рад, хотя и понимал, что так просто его с работы не дернули бы. В этот момент он увидел ребенка. – На минуточку…42

– Не кидай брови на лоб,43 Изя! – сразу же отреагировала его супруга. – Помоги ребенку!

Молча кивнув, доктор посерьезнел, что-то показав Циле, приподнявшей ребенка. Девочку явно не кормили, похоже, что сильно избили чем-то вроде кнута и, по-видимому, резали ножом или чем-то подобным. Выглядевшая малышкой, она сейчас не могла говорить, только шептала едва слышно слова молитвы, а из ее глаз текли слезы. Доктор подумал о госпитализации, но Циля, видя отчаяние в глазах а идише мэйделе,44 твердо произнесла:

– Не дам! Здесь лечи! – она была абсолютно уверена, что девочка просто не перенесет больницу. – Сама ее выхожу!

– Циля, – Сема вздохнул, характер женщины он знал и пустыми надеждами себя не тешил. – Записать ее как?

– Она хорошая, мама, – тихо произнесла Ривка, вернувшаяся с отцом, потянувшись к незнакомке. – Будет мне сестрой…

– Хорошая? – переспросила Циля. – Сема, пиши: Гита45 Пельцер, моя дочь!

– Ша, ша, я все понял, – поднял руки милиционер. – Возражений не имею, сходство на лице.

А не понявшая и половины Ингрид лежала и смотрела широко раскрытыми глазами на ту, что назвала ее сестрой. В это просто не верилось, все происходившее было абсолютно невозможно, по мнению девочки, но оно происходило, а еще… Еще мягкая теплая рука новой мамы гладила новопоименованную Гиту Пельцер по голове, правда Ингрид это только предстояло еще узнать. Узнать, что отныне и навсегда она а идише мэйделе

.46

Часть 6

Имя «Гита» Ингрид нравилось больше, чем ее собственное, даже чем данное в синагоге имя Ита, оно было таким теплым, будто подчеркивая тот факт, что она хорошая девочка. У нее появилась… Мама… и Папа… Именно так, с большой буквы, особенно Мама, выхаживавшая девочку, носившая ее, кормившая, иногда насильно, сама делавшая уколы… А еще – сестренка и братик. Идиш Гиты был воспринят родным языком, что подтверждало версию о побеге от румын,47 поэтому девочка не возражала, а учила русский язык, потому что теперь она жила в советском городе Одесса.

Чуть погодя девочка узнала, что на дворе тысяча девятьсот тридцать третий год, то есть чуть больше сорока лет до ее рождения, но постаралась не выдать своего счастья. Этих черных здесь не было, по крайней мере девочка никого в специфической униформе не видела, отчего чувствовала себя освобожденной, несмотря на то что соседи поговаривали о голоде. Кушать дома всегда было, поэтому никакого голода девочка не заметила.48

Гита начала больше улыбаться, а Ривка, так звали сестру, сидела с ней, помогая с русским. А еще девочка принесла свои учебники и занималась с новой сестричкой. Это было очень интересно и тепло, хотя поначалу Гита очень утомлялась, но проходили недели и вскоре… Девочка постепенно вливалась в ритм, убедившись в том, что те, черные, до нее не доберутся, потому что их разделяет не только расстояние, но и время. Постепенно вливаясь в ритм жизни, Гита чувствовала, что постоянная поначалу усталость отступает. Только страшно было очень, поэтому поначалу девочка мужчин очень боялась, но здесь никто не ходил в черной униформе, и Гита постепенно оттаяла.