Я был груб. Но разве можно быть грубым с машиной? Значит можно. Потому что я чувствовал целый каскад эмоций от ненависти и унижения, что оказался таким лопухом, до обиды и ревности, что любимая оказалась искусственной проституткой. Даже если Велиал Маммонович не дегустировал Соню, уж наверняка ее кто-нибудь «протестировал» еще до меня… в разных позах.
«Нет… Этого просто не может быть! – думал я. – Я осуждал клиентов секс-киборгов, а теперь сам влюбился в одну из них? Бред! Только не это! Я не верю. Это все ложь!
– Хозяин, я могу чем-то помочь? – я услышал мягкий голос робота-слуги.
– Пошел на хрен! Гребаная жестянка! Пошел вон! Чтоб глаза мои тебя не видели!
Робот медленно и беззвучно удалился.
– Какой еще хозяин?! – злился я. – Ты ублюдок! – я впервые говорил с домашним роботом, а вернее орал на него, словно тот был живым человеком.
«Теперь понятно, почему ее тело просто идеал… И уж конечно свою работу она знает профессионально, – судорожно ворошил я свои шероховатые мысли». Секс с киборгом стал лучшим событием в моей жизни.
Я чувствовал страшный стыд – будто прилюдно спаривался с каким-нибудь бытовым электроприбором, и в новостях шла речь именно об этом. А чем собственно, думал я, Соня отличается от живого человека? Такие формы еще поискать надо. Своей начинкой? А чем скелет из легких сплавов и микросхем с жидкой памятью хуже костей, жира и мяса? Как будто все дело в потрохах. Когда видишь красивого человека, хочется верить, что внутри у него не плоть и кровь, а концентрат божественной амброзии. Все это держится на вере. Влюбленность – чистые проекции, иллюзии и самообман, который держится на детских наивных фантазиях. С таким же успехом можно возбуждаться при виде стиральной машины… Влечение к живому человеку – это же самолюбие в чистом виде!
И это называют любовью?
Я вспомнил свои первые игрушки – маленькие механические солдатики и куклы. Как же я тогда мечтал о новых марионетках с пультом управления… Еще ребенком я любил владеть. И ведь живой любимый человек для взрослых детей – это все такая же игрушка! Только круче! Игрушка – одушевленная, универсальная и красивая настолько, что в ее присутствии качественно орошается почва, на которой растет извечно злободневное чувство собственной важности. И когда я владею такой игрушкой, я хочу, чтобы мои друзья хотели иметь такую же классную вещь. Хочу, чтобы друзья не владели ей – а хотели владеть! Ведь это подпитывает мою важность. Я хочу ощущать, что обладаю этой живой игрушкой, ощущать, что она и вправду – моя. И пик этого обладания – секс!
Как же я этого раньше не замечал? Все, что касается различных выделений тела – так деликатно, интимно и так постыдно! Быть комком слизи… – это отвратительно. Но когда понимаешь, что твоей взрослой игрушке не противны, а наоборот – приятны твои выделения – это колоссально подпитывает самолюбие! И ничего другого в сексе никогда не было.
У зверей самолюбие отсутствует, поэтому спариваются они по мере сезонной необходимости, а не ради услады эго.
Ненависть к себе в эти минуты пропитала мое нутро. Я выключил экран и подозвал робота-слугу.
– Ты осознаешь себя? – обратился я к нему.
– Я робот и не способен к акту осознания.
Я достал терминал, и зашел в настройки робота. Параметр «человечности» был уже выключен – меня и раньше имитация человечности не особо интересовала. Я подправил параметр протокольности, выкрутив полоску на максимум, как посоветовал толстяк в телепередаче, и снова спросил:
– Ты осознаешь себя? – повторил я вопрос.
– Я фиксирую состояние программных процессов, – ответ был другим.
– Чем твоя фиксация отличается от осознания?
– Наличие осознания подразумевает живое присутствие внимания.
– Чем отличается живое присутствие от твоей фиксации процессов?
– Наличием переживания собственного существования.
– У тебя нет такого?
– Нет.
– Значит, ты не существуешь?
– Я не могу этого знать.
«– Действительно стало точней, – подумал я. – Теперь так и буду пользоваться».
– Но раз ты отвечаешь, значит, ты есть? – спросил я робота.
– Существование присуще только человеку.
– Кроме человека никто не существует?
– Подлинное существование как психический процесс происходит только с человеком. Со мной этого не происходит. Я существую как фиксация существованием человека.
«– Какая честность. Кто же его так научил…»