Мехасфера: Ковчег

Юрасу бы так и держать Матфея подальше от человеческих глаз, в темноте самого тесного домика за непреодолимой решеткой, но дикий таежный коктейль из гордости, заносчивости и высокомерия возбудил его кровь, заставив освободить опасного соперника из заточения. Старик знал, что Матфей его недолюбливал и никогда не поддержал бы его кандидатуру на пост вождя, а после того, как Юрас воспользовался ситуацией и провозгласил себя главным распорядителем жизней инков, они с ним стали необъявленными врагами. Но зачем хитрому человеку ждать объявления войны? Ведь войну можно и проиграть. Нет, надо избавляться от противника раньше. Матфея надо было сломить.

В иной ситуации гниение в карцере было бы наилучшим вариантом, но теперь, когда отсидка не позволяла гнуть спину на благо пришельцев, она стала казаться отдыхом в санатории. А такого своему врагу Юрас позволить не мог.

— Слушай сюда, — со спесью говорил он. — Наши люди горбатятся на ремонте ракеты, пока ты отсиживаешься в клетке. Неужели ты и дальше готов прятаться за их спинами?

Типичный для любой манипуляции разговор ставил Матфея в тупик. Он либо должен был умолять отправить его на работы, либо становился трусом и врагом всякого честного человека. Опускался и тот факт, что горбатиться на захватчиков вовсе не обязательно. Это выходило за рамки плана Юраса, а значит, скрывалось его хитрой манипуляцией. В ситуации, когда весь лагерь батрачит на марсиан, для него все складывалось наилучшим образом. Не будь в лагере захватчиков, вождь Инка остался бы на свободе и не погибли бы многие храбрые воины, большинство из которых косо смотрели на Куско и его отца. Конечно, у сложившейся ситуации имелись и недостатки — сам Куско вынужден был уйти в опасный поход. Но главная гарантия его будущего величия, Лима, была с ним, как скипетр и держава в одном лице, как символ его будущей власти. Не Юрас начал эту игру, но он все поставил на карту. В конечном счете теперь он сам исполнял функции вождя племени. Все складывалось как нельзя лучше, и только по ночам в являющихся из самых глубоких колодцев подсознания кошмарных снах он волновался за Куско, испытывал то, что испытывать просто не мог. Кошмаром были не крадущиеся в тени сновидений хищники или мутанты, нет, до них лукавому, расчетливому человеку дела не было, кошмаром были чувства, которые он испытывал в этот момент. То самое чувство любви, благодаря которому он мог так запросто манипулировать остальными, но такое предательское и коварное, если испытывать его самому. Поэтому он и закрыл все хорошее в себе глубоко внутри самого темного шкафа души и выбросил ключ. Но иногда эта жуткая тайна вырывалась из темницы сознания и страшно пугала, ведь жизнь сына находилась в опасности. Однако Юрас отбрасывал ее, будто ненужный хлам из увесистого багажа на долгой и изнурительной пешей дороге жизни.

— Людям нужна вода, Матфей, — прищурившись говорил он. — Иначе они умрут.

— Так принеси ее им, — отвечал все еще закованный в кандалы Матфей.

Взаимная злоба нарастала.

— У всех есть работа. Марсиане разделили между нами обязанности, и теперь результат зависит от усилий каждого человека. Не справится один — погибнут все.

— А с чего ты взял, что все инки в любом случае не погибнут? — прорычал измученный темнотой Матфей. — Запустят эти солдаты ракету и улетят к себе домой, а нас бросят на растерзание хищников и мутантов. Как нам защищаться? Еды нет, сильнейшие воины убиты, горючее все потрачено, и в самые холодные месяцы даже нечем будет согреться. Да они уже

пустили нас в расход! Благодаря тебе инки продолжают прогибаться под чужаков вместо того, чтобы заботиться о себе.

Та самая необъявленная война между ними проступала гневным узором крови на белках глаз.

— Ты видишь ситуацию в черном цвете, мой друг, — сказал Юрас спокойно, слишком спокойно, чем только взбесил своего прямолинейного оппонента.

Вокруг сновали морпехи и краснокожие, увлеченные работой по возведению деревянных лесов. Кто-то брал инструменты, кто-то тащил из хранилища гвозди и молотки. Пара женщин несла последние мясные запасы, чтобы поджарить их к ужину на костре. Каждый занимался делом, стараясь не околачиваться возле нового вожака инков. Даже морпехи считали, что Юрас занят административным трудом на благо лагеря, и не вмешивались в его разговор с заключенным. Грубо говоря, он этим и занимался, только на благо себя. Матфея тошнило от его хитрого спокойного взгляда.

— Ты чертов плут! Строишь себе карьеру на трупах и на чужой боли! И после этого я вижу все в черном цвете?

— Я смотрю, заточение повредило твой разум, друг, — продолжал ехидничать Юрас. — Поэтому и хочу вытащить тебя. Сначала тебя. Для Инки я работу еще не придумал. Но мы о нем обязательно позаботимся. Когда придет время.

— Знаю я, как ты о нем позаботишься. Уже бы давно «позаботился», не будь с ним меня.

— Думаешь, я хочу его убить? — Старик изумился очень наигранно. — Вы же теперь сидите в разных камерах. Инка в здании напротив один-одинешенек и все еще жив. Хотел бы — убил.