Мельбурн – Москва

– Алеша, – мне казалось, что я кричу, хотя голос мой звучал, еще слышно, – Алеша, не надо! Пожалуйста!

Он опомнился, выпрямившись, дважды пальнул в окно, отправив туда последние пули, потом изо всех сил двинул Шебаршина рукояткой пистолета по затылку, и тот завалился вбок, потеряв сознание.

– Наташа, – наклонившись надо мной, Алеша стягивал чем-то мою рану, – лежи, погоди, надо остановить кровь.

В голове у меня мутилось, Алеша поднял меня на руки и шагнул было к двери, но потом положил на диван и вернулся к неподвижно лежавшему Шебаршину. Бесцеремонно стащил с него пальто, вытряс из кармана ключи от машины и еще что-то – кажется два мобильника. Тот зашевелился, пытаясь поднять голову, и прохрипел несколько слов из недавно выученного мною неформального лексикона, добавив парочку незнакомых. Алеша ответил ему тем же, потом укутал меня в пальто Шебаршина, поднял на руки и куда-то понес. Сознание мое то уходило, то возвращалось, сквозь накатывающую пелену я думала, что обязательно нужно изучить все тонкости русского жаргона, потому что если мне опять придется работать с ХОЛМСом в России…..

Когда Алеша усадил меня на заднее сидение машины Шебаршина, со стороны дома донесся его хриплый голос:

– Машину мою… убью… не трожь…. Ворюга!

Держась за окровавленную голову, он с трудом спускался со ступенек. Алеша поднял голову, и сквозь туман я видела ярость, сверкнувшую в его глазах. Выпрямившись, он вытащил из кармана ключи от своей машины и швырнул Шебаршину.

– Подавись, можешь взять мою, когда оклемаешься. А свою не получишь, сволочь, у тебя здесь телефон, еще не хватало, чтобы ты по нему эфэсбешников вызвал.

Пока он разворачивал мощный внедорожник, чтобы выехать к воротам, я видела в заднее стекло, как Шебаршин пытается открыть брошенным ему ключом дверцу Алешиной машины.

– Алеша… зачем… ты дал… ключи…он же поедет… за нами…сообщит.

Каждое слово давалось мне с огромным трудом.

– Тише, тише, Наташка, не разговаривай, опять начнется кровотечение. Никуда он не уедет, никому не сообщит, я забрал у него оба мобильника и пульт от ворот. Он не сможет их открыть, не сможет никуда позвонить – пусть сидит здесь и дожидается своих дружков.

Он не успел договорить, потому что нас оглушил страшной силы взрыв. Машина Алеши, в которую с большим трудом уже забрался Шебаршин, мгновенно превратилась в огненный шар, и пламя взметнулось к небу над крышей коттеджа. Алеша резко затормозил и, приоткрыв дверцу, выглянул из машины, пытаясь понять, в чем дело.

– Алеша… что….

– Они подложили бомбу, – растерянно проговорил он. – Представляешь, Наташка, они подложили бомбу в мою машину! Вот почему нас никто здесь не трогал – они знали, что мы уже мертвецы.

Глава двадцать третья

В сознание меня привел холод, я хотела перевернуться на другой бок и натянуть на себя одеяло, но тело словно налилось свинцом, не было сил пошевелиться. Череду монотонно повторяющихся гудков прервал сонный мужской голос:

– Да, шеф.

«Мы в машине, – вспомнила я, – Алеша звонит кому-то по громкой связи».

– Сева, это я, Русанов.

– Леха? – сонный голос оживился, в нем зазвучали нотки искренней радости. – Живой! А я смотрю по определителю – звонок с телефона Шебаршина, из его машины. Ты куда пропал? Мы уж тут все изволновались.

– Слушай, времени нет, ты сможешь меня встретить на своей тачке – минут через двадцать пять? На Профсоюзной, не доезжая Теплого Стана.

– Успею, наверное, сегодня суббота, пробок нет. А что случилось?

– Потом. Мне срочно нужен хирург, но так, чтобы конфиденциально. Сможешь?

– Ну… не знаю, а что такое?

– Огнестрельное.

– У-у-у! – то ли с восторгом, то ли с удивлением протянул Сева, – придется тогда звонить Гере.

– Ты с ума сошел? Какого лешего Гере, я же сказал: конфиденциально!

– Так Гера же хирург, она в больнице работает.

Я хотела крикнуть, что хирург не нужен, а следует скорее скрыться, но, кажется, заснула и очнулась от холода – дверь машины была открыта, в салон ворвался ледяной ветер.

– Скорее, а то она замерзнет, – сказал Алешин голос, – у тебя в салоне печка хорошо работает?

– Нормально. А где Шебаршин? Что делать с его машиной?

– Шебаршин взлетел на воздух, – бережно вынося меня из салона, равнодушно ответил Алеша, – на этом свете машина ему уже не понадобится. Подержи дверцу, я уложу ее на заднее сидение.

– Ты что, Леха, что за шутки? – растерянно проговорил его собеседник. – Господи, она же совсем ребенок, кто это ее?

Последнее явно относилось ко мне, я хотела возмутиться и от этого потеряла сознание – теперь уже надолго, – а когда очнулась, надо мной белело чье-то лицо, и женский голос говорил:

– Смотрите, чтобы не дернулась, она приходит в себя, а у меня здесь нет ничего обезболивающего.

Боль прожгла насквозь, как каленым железом, но чьи-то сильные руки крепко держали меня, не давая двинуться, а все тот же женский голос, став неожиданно ласковым, уговаривал:

– Потерпи немного еще, Наташенька, потерпи, девочка, мне осталось только дренаж ввести. Ну вот, какая молодчина, вот и все.

Звякнуло что-то металлическое, рана ныла, но острая боль ушла.