Мелодия тумана

Но вместе со злостью я понимал – этот короткий разговор с Эдвардом вразумил меня. Когда я шел, гневно смотря себе под ноги, я злился не из-за того, что на меня только что наорали и послали куда подальше. Нет, мне было наплевать на оскорбления. Первый раз в жизни я думал не о своей задетой самооценке, о другом человеке, которому не мог помочь. Я думал об Элизе. Что это, неужели любовь?

Купив кофе для успокоения нервов, я сел на лавочку у кофейни и начал прокручивать разговор с Эдвардом как кинопленку.

– Я все объяснил вашему другу, – говорил Эдвард.

– Эдвард не может иметь детей, – совсем недавно сообщил Арон.

Голоса звенели в моей голове подобно маленьким, раздражающим колокольчикам. Пазлы сошлись. Я понял все, что происходило за моей спиной; все, что скрывал от меня Арон, стараясь оградить от нежелательных известий. Но вот незадача! Из-за его добродетельного поступка я остался в проигрыше. Я стал посмешищем перед Эдвардом, который отказал нам еще тогда, в здании офиса. Я не понимал только одного, как он сказал Арону, что не может иметь детей. Разве о таких вещах рассказывают первым встречным?

Со злостью смяв пустой стаканчик из-под кофе в руке, я выбросил его в урну. А потом я потерял связь с реальным миром и провалился в черную дыру собственного разума. Я стал думать о словах и поведении Арона за последние сутки, пытаясь найти всему этому логическое объяснение. Я вновь и вновь возвращался в прошлое, чтобы понять, где еще он успел мне соврать. А потом я вспомнил об Элизе, и тоска по ней вгрызлась в мое сердце как изголодавшийся зверь. Мне казалось, мой внутренний орган с каждой минутой превращается в рваное месиво.

Я был не в силах спасти девушку от одиночества. И сидя на лавочке, когда вокруг меня шумел город, я пропал в мыслях, пытаясь найти в себе хоть какой-нибудь отголосок света. Я не терял надежды. Мне уже не во что было верить, но я продолжать это делать, руководствуясь лишь своим предчувствием, которое редко меня подводило. Я надеялся на чудо, понимая, что только оно и может помочь Элизе Феррарс остаться в «живых».

С каждым новым днем я все больше и больше походил на безумца, заточенного в свои мечты и желания. Я становился пленником. Но винить в этом было абсолютно некого. Я сам выбрал себе такую судьбу.

Поговорив с Эдвардом, я понял, что не хочу возвращаться в Беркшир. Я мог купить билет на дообеденный поезд и покинуть Лондон, словно меня и не было в городе. Только делать этого я совсем не хотел. Я понимал, что это первый и последний раз, когда я могу в одиночестве прогуляться по улицам столицы Великобритании, занимаясь любимым делом – я решил наблюдать за другими людьми. Я даже не боялся заблудиться. Мне было все равно.

Я гулял по Лондону целый день. Я пытался запомнить каждый его светофор, каждую улицу и каждый поворот. Я всматривался в лица проходящих мимо меня англичан и глазами фотографировал их, оставляя получившееся снимки на задворках памяти, чтобы всегда иметь возможность насладиться лицами, которых больше никогда не увидел бы в жизни.

Греясь на солнышке, я запоминал его тепло и ласку, а потом тут же воспроизводил в голове свой первый день в Англии. Лондон встретил меня дождем, а провожать норовил солнцем. Чтобы я вернулся? А вернусь ли я еще когда-нибудь сюда? Вопрос, на который тогда так трудно было дать точный ответ, ведь я даже не знал, что ждет меня через час, два и даже неделю и месяц.

Вскоре я зашел в кофейню, где еще несколько дней назад сидел с Ароном, и заказал капучино с ореховым сиропом. В тот момент я испытывал такую сильную тоску, что готов был потратить огромную сумму денег на кофе, лишь бы избавиться от этого склизкого опустошения. Я хотел заполнить чем-то дыру, которая образовалась в сердце. И помочь в этом мог именно кофе. Как всегда. Когда больно, грустно, тоскливо и одиноко, я пью кофе ведрами. Я нахожу спасение в этом напитке. Кто придумал его? Я хочу сказать этому человеку спасибо. Благодаря ему у меня всегда есть какая-то отдушина помимо книг.

Возвращаясь мыслями к Арону и нашему первому приезду из Беркшира в Лондон, я многое понял. Эдвард, узнав, что мы знакомы с его отцом, объяснил всю ситуацию. Без криков. Я не знаю, как он это сделал, – сказать чужому человеку о личных вещах непозволительно, – но Арон узнал. Он узнал не от Рональда. А от Эдварда. Именно тогда, в холле компании Уиллис Билдинг. А я ничего не понял. Я ведь так глуп. Арон просто не смог сразу сказать мне правду и придумал эту историю с кафе. С самого начала туда никто не должен был приходить. Врун. И эта последняя фраза Эдварда «до встречи» – что она означала? До какой, черт возьми, встречи? На протяжении всего времени это фраза была для меня спасательным кругом. Но в итоге она не помогла мне. Она меня утопила. Неужели эти слова – просьба Арона? Дополнительная порция лапши, которую я и так уже переел?

Думая обо всем этом, я погибал, не зная, что делать дальше. Элиза… Нет, Леди Элизабет. Она ведь ни в чем не была виновна. Она не могла остаться в одиночестве, но и спасти ее оказалось заданием не из простых.