Безумие неминуемо, Мэлори уверена. Рано или поздно отвалится один из железных листов обшивки. Или какой-нибудь идиот (даже необязательно сумасшедший) скинет что-нибудь на рельсы, а Майкл не успеет убрать. Рано или поздно один из пассажиров увидит нечто и потеряет рассудок. Или на борт впустят безумного. Который не верит в действие тварей. И попробует доказать всем, что не надо их бояться.
Мэлори доходит до конца коридора и открывает дверь.
Она между вагонами. Темнота, темнота, темнота. Словно само мироздание моргнуло. Мэлори вспоминает, как Шеннон сидела рядом и смешила Мэлори, подмечая странные названия и несуразные домики. Потом они стали сочинять истории. Увидят человека в поле и придумают ему целую жизнь: как зовут, чем интересуется, с кем дружит, о чем грустит. Мама сидела напротив и улыбалась. Мэлори тогда хотелось, чтобы мама ими гордилась. Чтобы Мэри Волш оценила остроумие дочерей. Один одноклассник Мэлори писал рассказы, и все говорили, что у него «богатое воображение». Мэлори желала, чтобы про нее тоже так говорили. Особенно папа и мама.
Мама оценила.
Она одобрительно кивнула и сказала:
– Ваши истории гораздо интересней, чем моя книга.
Мэлори пытается представить, как выглядит Мэри Волш сейчас. Наверное, постарела, поседела, стала тише и осторожней. Наверняка в повязке. Даже в воображении Мэлори все должны обязательно защищать глаза в общественном месте. Особенно близкие люди.
И вот Мэри Волш сидит напротив с завязанными глазами, протягивает через стол руку и говорит:
– Послушай, Мэлори! Ты проходишь мимо чужих купе, там разговаривают пассажиры. Они выдают важную информацию о себе. А ты слушай!
Мэлори вздрагивает, когда справа от нее раздаются голоса. Ведет рукой по стене. Она дошла до купейного вагона. Здесь едут в отдельных отсеках. С кроватями, диванчиком, красными декоративными подушками и зеркалом. Как у нее с Томом и Олимпией.
Люди общаются.
Мэлори замирает и прислушивается.
До нее долетает обрывок разговора:
– …и начнем с нуля. Все изменится! Важно не только где мы живем, но и как! И качество общения!
Мэлори спрашивает себя: готова ли она все поменять. И понимает – нет, не готова, слишком сильны старые привычки.
Она идет дальше, ведет обеими руками по стенам. С правой стороны – то стена, то дверь. Снова голоса. Мэлори замирает. Слушает.
– …надо все же разузнать насчет ванны…
– …первый раз так долго в поезде.
Мэлори идет дальше. Думает о мертвых телах в грузовом вагоне. Им ничего уже не грозит, в отличие от остальных пассажиров.
Руки скользят по стене. Справа еще одна дверь.
– …больше никогда! Серьезно! Хватит с нас больших домов! Давай поселимся в самой крохотной лачуге во всем штате.
Мэлори идет дальше. Наталкивается на кого-то.
– Простите! – говорит она.
Тот, кого она толкнула, наверняка глазеет на нее с непониманием, как и обитатели школы для слепых. Чудачка в капюшоне и перчатках, с завязанными глазами, хотя все уверены, что повязка не нужна. Длинные штаны и кофта с рукавами. Шея защищена волосами.
Мэлори пытается пройти мимо, однако он опять преграждает путь.
Это точно «он», Мэлори чувствует. Он выше ее, с большим животом, пахнет по-мужски.
– Прошу прощения! – повторяет она.
Вероятно, пожилой. Примерно как отец. Мэлори помнит момент, когда впервые заметила, что папа постарел. Это случилось во время футбольного матча. Шеннон играла, а Мэлори с родителями была на трибуне. Команда Шеннон лидировала, и один из болельщиков предложил папе покидать мяч в кольцо на площадке рядом с полем. Папа согласился, и Мэлори стала наблюдать, как они играют один на один. Команда Шеннон пропустила мяч, и Мэлори переключилась на футбол. А когда снова взглянула на площадку, увидела не своего отца – самого сильного мужчину в мире, стройного и подтянутого, с густыми темными волосами, совсем как у нее. Она впервые увидела Сэма Волша – он лежал на земле и с болезненной гримасой потирал плечо.
К тому времени как Мэлори позвала маму, отец уже поднялся на ноги. Ему снова подали мяч. Он хотел было бросить его в корзину, но не стал. Вернул мяч сопернику и пошел к трибунам. Произнес, садясь рядом с Мэлори:
– Боюсь, я уже не в том возрасте.
Мэлори протягивает руку и кончиками пальцев дотрагивается до стоящего перед ней мужчины.
– Вы не могли бы… – начинает Мэлори и осекается.
Что ему нужно? А она о чем только думала? Так старательно оберегалась от тварей, что забыла – люди всегда были и всегда будут не менее опасны.
– Пропустите! – говорит она.
Человек не двигается.
Мэлори вспоминает обезумевшую рыжую Анетт. Как же не вспомнить? Ее свело с ума прикосновение твари. А вдруг не твари, а человека?
– Пожалуйста, будьте добры, пропустите! – повторяет она.
Может быть, человек слишком стар? Или он заснул? Или она ошиблась и он стоит к ней спиной. А глаза у него завязаны. Может быть, он глухой?
Мэлори не слышит никакого движения. Не знает, что еще сказать. Стучать в ближайшую дверь? Звать на помощь? Замереть и ждать, пока кто-нибудь пройдет по коридору и попросит человека подвинуться?