Мэлори

Решится ли она? Откроет ли дверь? Насколько это рискованно?

Пока Олимпия предается сомнениям, Том пересекает комнату и отодвигает створку двери.

Первый порыв – закрыть глаза. Несмотря на разговоры Дина о безопасности на борту. Лучше сделать, как ее учили с детства.

Школа для слепых тоже считалась безопасным местом. И дом, где они родились. Поезд ни от чего не застрахован.

И все же Олимпия словно сбросила кожу, переродилась. Начала новую жизнь.

– Здравствуйте! Меня зовут Том, – говорит тем временем брат.

Еще и настоящим именем представился!

– Том… Прекрасное имя! – улыбается гость.

Он намного старше матери. Весь седой – и волосы, и щетина на лице. Олимпия давно не встречала людей его возраста – последний раз в школе для слепых.

– А вас как зовут? – обращается он к Олимпии.

У нее мурашки бегут по спине. И снова это чувство. Как с лагерем «Ядин». Обратного пути нет.

– Джейми, – представляется она.

Генри усмехается. На нем свитер, несмотря на жару, по лицу бежит пот.

Догадался, что она врет? Кажется, да…

– Ну, не буду мешать, – говорит он. – Я просто зашел представиться. Если хотите побольше узнать о поезде – обращайтесь в любое время. Я тут, как говорили раньше, завсегдатай. Мы с Нейтаном, моим старинным другом, всего в двух вагонах от вас. Шестнадцатое купе.

Он показывает рукой в направлении следующего вагона. Из-за постоянной качки у Олимпии временами все плывет перед глазами.

Генри отвешивает поклон. Прижимает одну руку к животу, а другую вытягивает вперед – как актер после спектакля.

«Слишком наигранно», – думает Олимпия. Это слово она тоже встречала в книгах.

– Спасибо! – говорит Том.

Генри подмигивает и удаляется. Олимпия спешит задвинуть дверь.

– Ты ненормальный? – набрасывается она на брата. – Зачем ты назвал настоящее имя?

– Успокойся! – отвечает он. – Не всегда решать маме.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Олимпия.

Хотя спорить у нее нет сил. Взгляд прикован к закрытой двери. Живот сводит от волнения.

– Тут не все хорошие, Том.

– Да ладно!

– Говорю тебе! Что касается этого типа…

– И что же?

– Именно от таких людей мама всегда говорила держаться подальше.

– Да неужели? И ты согласна?

– Я – да! Мама миллион раз предупреждала: если человек ведет себя наигранно, он опасен. Значит, скрывает свое истинное лицо.

Том презрительно фыркает.

– Ты точно как она!

– Ну и пусть! Не вижу в этом ничего плохого.

Олимпия не спускает глаз с закрытой двери. Прислушивается. А не стоит ли странный гость за дверью? Или ушел к себе? Она пытается различить шаги в коридоре.

– Слушай, – говорит Том, – чего ты распереживалась? Маме я не скажу – зачем ее пугать? Понимаешь, мы с детства сидели в своем лагере, а мир на нем не заканчивается. Неужели сама не видишь?

Олимпия почти не слушает. Ее внимание направлено на звуки из коридора.

Он еще там? Нет, пока не слышно. Она подходит вплотную к двери.

– Олимпия, если мы хотим…

– Закрой глаза, Том!

– Зачем?

– Закрой!

Том зажмуривается. Олимпия рывком отодвигает дверь. Она готова оказаться лицом к лицу с седовласым Генри.

Коридор пуст. Она закрывает купе.

– Что случилось? – спрашивает Том.

– Ничего. Показалось.

Том снова фыркает.

– Боже мой! Олимпия, ты ведешь себя точно как мама! Единственное отличие – бываешь без повязки. Причем даже на улице.

Неужели Том ее рассекретил?

– Не выдумывай!

– Не смеши меня, Олимпия! Я прекрасно слышу, есть на человеке повязка или нет.

Олимпия смотрит в зеркало. Отражение Тома возникает у нее за спиной.

– А ты ее почему-то не носишь, – продолжает он. – Так что не надо разыгрывать послушную девочку! Ты тоже не все правила соблюдаешь!

Олимпия старательно избегает его взгляда.

«Не надо разыгрывать!» – мысленно передразнивает она брата.

Мэлори тысячу раз предупреждала – бойтесь тех, кто играет.

Говорила, есть такой тип людей. И они самые безумные в этом безумном мире.

– Кстати, пора закрывать глазки и делать вид, что мы молодцы. Мама вышла из вагона-ресторана, – объявляет Том.

Глава 17

Когда за Мэлори закрывается дверь вагона-ресторана, она вытягивает руки и идет вперед. Задевает кого-то плечом.

– Прошу прощения! – извиняется она.

– Почему она в повязке? – шепчет женщина за спиной.

Понятно: сомневается, не надеть ли ей тоже повязку, раз другие носят. Голос испуганный и одновременно насмешливый. Мэлори привыкла к подобному тону в школе для слепых. Она сразу чувствует издевку.

Люди недоуменно замолкают, когда Мэлори проходит мимо. Считают ее чрезмерно подозрительной.

А Мэлори уверена: поезд обречен. Как был обречен дом, где родился Том. И школа для слепых. И в лагере «Ядин» их обязательно настигла бы гибель, останься они чуть дольше.

В поезд придет безумие.

Здесь людей больше, чем в доме. Однако меньше, чем в школе.

Мэлори задевает чью-то макушку, насколько можно понять через кожаную перчатку.

Первый вагон – сидячий, в прошлой жизни они с Шеннон ехали в точно таком же, тогда так же сидели вдоль прохода люди.

Мэлори торопится.

Том с Олимпией слишком долго были одни.