Мемуары Дьявола

– Ну что вы, в самом-то деле, – фыркнул приказчик, – в подобную ерунду верят только невежественные монахи.

– Ну-ну, не нужно так заноситься, молодой человек, – сказала графиня де Леме, – люди самого высокого ранга придерживались того же мнения, хоть оно и кажется вам предрассудком, в том числе и королева Мария-Антуанетта, которой я имела честь служить еще до революции; как ее пугало это число – тринадцать!

– И я отлично это помню, – всплеснула ручками госпожа Турникель, – она сама мне об этом говорила, когда я навещала ее с депутацией от рыночных торговок по случаю рождения герцогини Ангулемской!

– Маман, – быстро вставила госпожа Пейроль, пытаясь заглушить последние слова матери, – как вы насчет вот этого аппетитного крылышка цыпленка?

– Благодарю вас; я, пожалуй, прикончу эту копченую селедочку, а потом, наверно, откушаю сливок и тем ограничусь.

– Что до меня, – произнес господин Риго, – то я фаталист, как, например, великий Наполеон; да и все великие люди – фаталисты.

– Верно, верно, – заговорила опять госпожа Турникель, – я сто раз слышала это от самого императора, и вот теперь говорю вам о том же.

– Ого! – не удержался Луицци. – Император, наверное, лично вам в этом признался?

– Ну а как же! Я беседовала с ним вот точно как с вами! Я…

Эрнестина прервала бабушку, предложив ей отведать взбитых сливок, а госпожа Пейроль тихонько прошептала на ухо Луицци умоляющим, но полным очаровательного достоинства тоном:

– Пожалейте мою матушку, сударь, прошу вас.

И чтобы переменить тему разговора, она обратилась к юному нотариусу, из осторожности предпочитавшему помалкивать:

– А вы, сударь, что новенького и интересного вы можете рассказать нам о Париже?

– Я совершенно ничего не знаю, сударыня, – с видом скромника ответил клерк. – Я сейчас очень занят в конторе; ведь я передаю дела младшему клерку, который должен меня заменить.

– Так-так, – спросил господин Риго, – вы что, уходите из нотариата, молодой человек?

– Да нет, сударь, – безразличным тоном ответил коротышка, – я скоро куплю одну должность, лучшую должность в Париже по этому профилю, могу вас заверить.

– И тогда-то, должно быть, вы и женитесь? – хитро сощурился приказчик.

– Возможно, – ничуть не смутился клерк. – У меня столько самых блестящих партий на примете! Нотариат, видите ли, – это карьера, которая нравится моим родителям, это надежное и достойнейшее вложение денег, а кроме того – солидная и уважаемая в обществе работа, благодаря которой можно завязать отношения с лучшими людьми в столице, а через некоторое время – значительное состояние и имя, открывающие дорогу любым амбициям, если только они есть.

– Ну уж до банковского дела вашему хваленому нотариату куда как далеко! – возразил приказчик. – Здесь можно и капитал кое-какой сколотить, и связи при работе с деньгами приобрести куда более изысканные, а что касается амбиций, то они сбываются гораздо быстрее на бирже, нежели в захудалой нотариальной конторе…

– В Париже три нотариуса являются депутатами, а четверо – мэрами в своих округах и членами Генерального совета, – живо возразил ему клерк.

– Очень даже может быть, – продолжал приказчик, – но в совете числятся и два биржевых маклера, являющихся к тому же полковниками Национальной гвардии. Граф П…, бывший банкир, а сейчас – пэр Франции, начинал простым приказчиком на бирже. Вот где надо делать карьеру!

– Н-да, похоже, вы рассчитываете многого добиться на этом поприще, – заметил господин Риго.

– И для того вы также, наверное, собираетесь купить должность? – вставил Луицци.

– А чтобы оплатить ее, – продолжил господин Риго, – вы, должно быть, женитесь на приличном приданом…

– О нет, что вы! – вздохнул сентиментально приказчик, разделив восторженный и пылкий взгляд поровну между госпожой Пейроль и Эрнестиной. – О нет, если я женюсь, то только на женщине, которую полюблю по-настоящему. Меня нисколько не волнует состояние, мне нужно только любящее сердце…

– Браво! – несколько самодовольным тоном воскликнул господин де Леме. – Я совершенно с вами согласен, сударь! И честное слово, я сожалею порой о том блестящем положении, что досталось мне только по воле случая. Мне двадцать два года, и смерть отца дала мне пэрство и весьма известное имя…

– Вас это огорчает? – не удержался от вопроса барон.

– Да-да, именно так, – вздохнул господин де Леме. – Я очень опасаюсь, что если мне придется когда-нибудь жениться, то эти преимущества будут единственным поводом для моей избранницы. Знаете, среди женщин слишком много ищущих прежде всего блестящего положения в обществе, а не искренних чувств человека с действительно нежным сердцем, и, может быть, если бы я не являлся тем, что я есть, то сам охотно предпочел бы этакого маленького монстра, самовлюбленную и недалекую дурнушку, но которой судьба подарила те блага, которыми обладаю сейчас я.

– Сын мой, – наставительно произнесла графиня, – разве можно так плохо отзываться о положении, столь желанном для любой женщины с благими намерениями?