— Ну-с, — насупился Риго, — господин барон, вы что, уснули? Выбирайте: или вы мой деверь, или же я сажаю вас в кутузку. Ибо предупреждаю вас: поскольку переводной вексель ни в чьих иных руках, как в моих, то я могу сказать вам заранее, в каких местах вам предстоит провести ближайшие пять лет, если сейчас откажетесь. Согласны? Раз…
Барон вцепился ногтями в грудь.
— Два…
Барон в бешенстве разодрал себе кожу.
— Три! Последний раз спрашиваю, согласны?
— Да!!! — крикнул барон, поднимаясь с места и глядя вокруг с такой угрозой в глазах, что никто не посмел не то что засмеяться, но и пикнуть.
— Тяжело же ему это далось, — тихо крякнул Риго.
— Не так тяжело, как я ожидал, — задумчиво молвил нотариус.
VII
Головокружение
— Дело сделано, господа, — объявил Риго. — Прошу к столу, господа, прошу. Нас ждет торжественный ужин, на который я пригласил всех знатных и богатых помещиков округи. К столу! И пусть женихи возьмут под руку невест; представление должно пройти по всем правилам!
Господин де Леме подал руку Эрнестине, адвокат — Эжени, а замыкал шествие барон де Луицци под ручку с госпожой Турникель. Арман шел словно пьяный, не понимая, что делает и что говорит. За стол его посадили между будущей супругой и неким господином лет тридцати по имени де Карен. Ужин только начинался, когда Луицци услышал, как его сосед тихо сказал графу де Леме:
— Ну как, друг мой, выгорело дельце?
— Не так уж, чтобы очень. Два миллиона, но только после смерти тещи…
— Это мой случай, только наизнанку. Вы ждете богатство, а я — пэрство.
— Да, похоже, — вздохнул граф.
Луицци прислушивался, кругом усматривая подлость и тем самым надеясь оправдаться в собственных глазах за собственное гнусное поведение; нотариус же весело выкрикнул:
— Давайте выпьем! Кто-нибудь составит мне компанию?
— Конечно, черт побери! — поддержал его господин де Карен. — После сделанной глупости нет ничего более светлого и прекрасного, чем надраться до потери пульса.
Они чокнулись, и когда нотариус выпил, из его рта вылетел белый дымок, как будто кто-то залил вино в раскаленную трубу, где оно тут же испарилось.
— Выпейте, барон, — обернулся к соседу господин де Карен, — это лучшее средство от сварливых жен, злых деверей и жадных тещ.
— Да, пожалуй, — оторвался от тяжких дум Луицци, — пить так пить. Мне надо забыться.
И он начал пить, поглощая одну рюмку за другой с такой яростной жадностью, что вскоре трапезная и сотрапезники закружились вокруг в каком-то бешеном танце. К тому же он не остался одинок в желании забыться; нотариус носился от одного гостя к другому, предлагая всем выпить и заражая общество тем духом безудержной попойки, который не оставляет в стороне даже самых убежденных трезвенников.
— Браво! — проревел Риго. — Пошло дело! Подбросим-ка еще дровишек. Где настоящая посуда?
Внесли и наполнили огромные кубки, вмещающие каждый по доброй бутылке шампанского.
— За юную и прекрасную Эрнестину, невесту графа де Леме! За милую Эрнестину! — доносилось со всех сторон.
— Поцелуйте же свою суженую, ваше сиятельство, — потребовал уже изрядно окосевший Риго.
И граф поцеловал Эрнестину.
— Продолжим наш фейерверк! Где подходящая посуда? — рявкнул опять Риго.
Принесли еще более вместительные сосуды.
— За мою пельмянницу Эжени! — заплетающимся языком проорал хозяин дома.
— За прекрасную Эжени! — повторили гости.
— Адвокат, поцелуйте же свою жену!
И господин Бадор, принявший самое пламенное участие в возлияниях, поцеловал Эжени, не знавшую куда деваться в этой разнузданной оргии.
— Отлично! Раздуем же настоящий пожар! — гнул свое Риго. — Где мой любимый размерчик?
На этот раз внесли кубки просто колоссального объема, и, когда их наполнили, Риго заревел:
— За великолепную Жанну Риго, вдову Жерома Турникеля, будущую баронессу де Луицци!
— За Жанну! За великолепную Жанну! — повторили за ним.
— Поцелуйте же невесту, — потребовал Риго.
И Луицци поцеловал старуху.
Тут же раздался едкий и пронзительный сатанинский хохот, заглушив в ушах Луицци всякий прочий шум и крики попойки; все, что он видел, приобрело теперь крайне искаженные формы: ему казалось, что он попал на шабаш, на сборище рогатых, хвостатых чертей и уродливых монстров с салфетками на шее, пожирающих вино из бездонных, но никогда не пустеющих кубков. А нотариус, окончательно превратившийся в его воображении в мерзкого беса, взгромоздился на стол и завертелся на острие ножа, продолжая злорадно хохотать. Вдруг Дьявол громко проорал Луицци: