Миссис Келли рассказала соседям, что я укусила Лероя до крови, но сам он, когда волнения улеглись и мы снова стали друзьями, признался, что на ноге были только светло-фиолетовые следы зубов, да и те пожелтели и исчезли через день или два. Трюк с выдергиванием ковра Лерой узнал из комикса «Зеленый Шершень». Позже он дал мне его почитать, особо отметив место, где загнанный в угол Зеленый Шершень под дулом нацеленного на него в нескольких футах от носа пистолета робко просит шпиона разрешить ему поднять упавшую сигарету и позволить насладиться последней затяжкой на этой земле. Шпион, упоенный своим триумфом, не замечает, что стоит на узком коврике, и произносит с тупым самодовольством: «Валяй!» Согнув колени, Зеленый Шершень быстрым движением дергает за ковер, пистолет шпиона оказывается в руке Зеленого Шершня, а сам шпион – на полу. В облачке у его рта – сплошные звездочки и восклицательные знаки. Если бы мне представился такой же шанс, как Лерою, может быть, я поступила бы так же. Не стой я на ковре, Лерой, вне всякого сомнения, проигнорировал бы глупые крики Морин, и ей досталось бы от нас обоих. Впрочем, если это и объясняет причину события, то не меняет само событие.
На это Рождество мы не получили, как обычно, фруктовый пирог от миссис Абрамз, а вот Келли получили. Даже после того, как мы с Лероем и Морин помирились, миссис Келли не возобновила утренние субботние посиделки с моей мамой за кофе, которые она прекратила сразу же после нашей ссоры. Я продолжала ходить в лавку Гринблума за комиксами и конфетами, но даже там меня встречали холодно.
– Не хочешь ли подточить зубки, а? – спрашивал мистер Гринблум, понизив голос, хотя в лавке никого не было. – Есть бразильские орехи, жесткий миндаль. А может, что-нибудь потверже? – Его желтое скуластое лицо с лиловыми мешками под черными глазами не лучилось привычной улыбкой, а оставалось неподвижным и тяжелым, как помятая мрачная маска.
Мне хотелось выкрикнуть: «Я не виновата! А что бы вы сделали на моем месте? Как я должна была поступить?» – словно он имел в виду именно случай с Келли, хотя, конечно, это было не так. На полках в радужном сиянии перед моими глазами колыхались пачки свежих комиксов в пестрых безвкусных обложках: «Супермен»
– Я… наверное, я зайду позже. – Почему-то мне казалось, что я должна объяснять каждое свое действие.
С самого начала я считала, что моя ссора с Келли – отдельная тема, которой не должны касаться эмоции из внешних источников, нечто целое и независимое, как круглые красные помидоры, которые мама в конце каждого лета закатывала в банки Мейсона для домашнего консервирования. Хотя насмешки соседей казались мне неправильным, даже чрезмерными, поскольку затрагивали не только меня, но и моих родителей, я никогда не сомневалась, что справедливость рано или поздно восторжествует. Возможно, именно мои любимые радиопрограммы и комиксы повлияли на то, что наша ссора воспринималась мною как незначительное, ничем не примечательное событие.
Не могу сказать, что я не имела никакого представления о человеческой низости.
«Кто знает, какое Зло таится в сердцах людей? – риторически вопрошал герой по имени Тень каждое воскресенье гнусавым насмешливым голосом. – А Тень знает – ха, ха, ха, ха!» Каждую неделю нам с Лероем преподносили очередной урок: где-то с помощью ужасных экспериментальных препаратов невинных жертв превращали в крыс, или обжигали им босые ноги пламенем свечи, или бросали их в бассейн с пираньями. За закрытыми дверями моей комнаты или комнаты Лероя, на перемене, уединившись в углу игровой площадки, мы шепотом обсуждали жуткие, жестокие события, которые происходили в мире за пределами Вашингтон-стрит и школы Ханнуэлл.
– Знаешь, что делают с военнопленными в Японии? – спросил меня Лерой одним субботним утром вскоре после нападения на Перл-Харбор. – Их привязывают к кольям и кладут в поле, на семена бамбука; когда идет дождь, бамбук быстро дает ростки, и они прорастают сквозь тела пленных, пронзая им сердце.
– Не может маленький росток этого сделать, – возразила я. – Он недостаточно сильный.
– Ты ведь видела бетонный тротуар перед домом Салливанов? Замечала на нем такие странные трещины, которые расширяются с каждым днем? А знаешь, что разрушает бетон? Взгляни при случае! – Белесые совиные глаза Лероя многозначительно расширились. – Грибы! Маленькие грибы с мягкими шляпками!
После поучительных размышлений Тени о Зле всегда следовало его прощальное послание: «Семена преступлений приносят горькие плоды. Преступления не приносят выгоды». В его передачах так и было; по крайней мере, в те двадцать пять минут, что они продолжались. Перед нами никогда не стоял вопрос, победит добро или нет, только – каким образом.