Вдали от прогулочных площадок, приставаний попрошаек и популярных увеселений Нортон немного ожил. Головная боль отошла на задний план, сбилась в комочек и замерла, как пойманная птица. Еще мальчиком Нортон сам придумал оригинальную молитву – но не к Богу, а к тому, кого он считал гением места – будь то ясеневая роща или морской берег. Чего бы он ни просил, было, в том или ином виде, желанием личного чуда: он мог, например, задумать увидеть самку оленя или найти отполированный водой кварц. Когда желание сбывалось, он не знал, совпала ли его воля с обстоятельствами или вызвала их. Но, как бы то ни было, определенной силой он обладал. Сейчас, убаюканный шумом двигателя, в сладкой дремоте, Нортон пожелал, чтоб к нему пришли все животные этого леса – рыжеватая, нежно-полосатая антилопа, неуклюжий, взъерошенный буйвол, рыжие лисицы, медведи. Мысленно он видел, как они испуганно останавливаются в зарослях, где прячутся днем, будто чуя присутствие чужака. А потом – один за другим – поворачиваются и направляются к центру, где находится он, всем своим существом неустанно стремящийся слышать и видеть движение их лап и копыт.
– Лоси! – восклицание Сэди донеслось до него словно откуда-то издалека.
Автомобиль съехал на обочину и остановился. От неожиданности Нортон пришел в себя. Другие машины останавливались рядом с ними или позади. Сэди была робкой, но диких животных не боялась. У нее был к ним подход. Нортон однажды видел, как она кормила с руки голубикой крупного оленя, копыта которого могли запросто пригвоздить ее к земле. Она тогда даже не подумала об опасности.
Сейчас Сэди побежала вслед за мужчинами без пиджаков, женщинами в цветастых хлопковых платьях и детьми разного возраста к тем, кто столпился у обочины, словно случилось что-то из ряда вон выходящее. Земля там резко уходила вниз – к полянке, открывшейся среди густой поросли сосен. Все держали в руках фотоаппараты. Крутили объективы, выставляли экспозицию, кричали родственникам и друзьям, чтобы те принесли еще пленки; потом они гурьбой ринулись вниз по склону, скользя, теряя голову, скатываясь по устланному ржавыми сосновыми иголками мягкому торфу. Большеглазые лоси с тяжелыми раскидистыми рогами лежали на коленях на дне небольшой зеленой лощины. Завидев бегущих к ним возбужденно орущих людей, звери медленно, в сонном изумлении поднялись и неторопливо, бесстрастно ушли с поляны в густой лес. Нортон со спокойным достоинством взирал на всю эту суету с вершины склона, не обращая внимания на разочарованных, раздосадованных людей, которые неуклюже ходили по подлеску. Он мысленно приносил извинение лосям. Он хотел как лучше.
– Я даже не успела их сфотографировать, – услышал он за спиной голос Сэди. – Впрочем, там внизу кромешная тьма. – Пальцы жены коснулись его обнаженного плеча, словно нежные щупальца. – Пойдем посмотрим на то озерцо. Вода в нем вскипает каждые пятнадцать минут.
– Иди одна, – отказался Нортон. – У меня голова болит – перегрелся на солнце. Я буду ждать тебя в машине.
Сэди ничего не ответила, но по тому, как она решительно заглушила мотор, Нортон понял, что разочаровал ее.
Через некоторое время он, предчувствуя приближающуюся грозу, увидел, как Сэди удаляется от машины в своей остроконечной соломенной шляпке с красной, завязанной под подбородком лентой, поджатыми губами и со скорбной миной на лице. Затем она вместе с другими туристами скрылась за слепящей линией горизонта.
В своих дневных видениях Нортон часто представлял себя в роли вдовца: эдакий гамлетовский типаж – впалые щеки, темная одежда, стоит, погруженный в раздумья, не обращая внимания на ветер, на одиноком утесе или на палубе судна, а в центре его мозга запечатлен барельеф Сэди – стройное, элегантное, белое забальзамированное тело. Нортону никогда не приходило в голову, что жена может его пережить. Ее чувствительность, наивная языческая восторженность, неспособность в споре опираться на аргументы, а не сиюминутные эмоции говорили о такой ненадежности и духовной хрупкости, что было ясно: она может существовать только под надежной опекой.
Пока в его голове мелькали такие мысли, Сэди на самом деле было совсем не сладко. Вода в пруду вскипела и имела удивительно красивый голубой оттенок, но тут капризный порыв ветра метнул ей в лицо горячий пар и сильно обжег кожу. А какой-то молодой человек или несколько молодых людей заговорили с ней на смотровой площадке и испортили все впечатление от увиденного. Женщина никогда не может спокойно побыть одна, одинокая женщина просто притягивает к себе грубиянов.
Нортон понимал, что должен находиться рядом с ней. Но после пропажи сумки с водой он едва сдерживал отвращение к туристам. Стоило ему только подумать о том, чтобы присоединиться к толпе этих дикарей, как пальцы у него начинали конвульсивно подергиваться. Он словно смотрел на себя с большого расстояния, с Олимпа, и видел, как сбрасывает в кипящую воду ребенка, наносит мощный удар толстяку в живот. Головная боль вновь пронзила его, как клюв стервятника.