Мать, с лицом нежным и любящим, как у Мадонны в воскресной школе, поднялась и обняла Уоррена, и брат хлюпал носом в тепле и безопасности ее объятий, отвернувшись от отца и Алисы. Светлые волосы, пронизанные солнечным светом, казались нимбом, окружавшим его головку. Мать что-то ласково напевала, чтобы его успокоить, и приговаривала:
– Ну-ну, мой ангел. Все хорошо. Все уже хорошо.
Алиса почувствовала, что кусок пудинга не лезет ей в горло, и чуть не подавилась, но все же с трудом его проглотила. Лишь ощутив на себе ровный, ободряющий взгляд отца, Алиса воспряла духом. Глядя в его проницательные голубые глаза, она рассмеялась чистым, ликующим смехом.
– Кто моя девочка? – ласково спросил отец, дергая ее за косичку.
– Алиса! – воскликнула она, подпрыгнув на стуле.
Мама повела Уоррена наверх, чтобы уложить спать. Алиса видела ее удаляющуюся спину, потом слышала постукивание на лестнице каблучков и отзвук шагов на втором этаже. Раздался звук льющейся воды. Уоррен будет принимать ванну, а мама рассказывать ему сказку. Она каждый вечер что-нибудь ему рассказывала, укладывая в постель: ведь он всегда вел себя как ангел.
– Можно, я посмотрю сегодня, как ты исправляешь ошибки? – спросила Алиса отца.
– Можно, – ответил он. – Можно, если будешь сидеть тихо. – Вытерев губы салфеткой, он сложил ее, бросил на стол и отодвинул стул.
Алиса пошла за отцом в рабочий кабинет и села в одно из больших скользких кожаных кресел у стола. Ей нравилось смотреть, как отец правит работы, которые приносит из города в портфеле. Он исправлял ошибки, сделанные в тот день разными людьми. Какое-то время он просто читал, а потом вдруг резко останавливался, брал цветной карандаш и делал небольшие пометки красным там, где были написаны не те слова.
– Знаешь ли ты, – спросил ее однажды отец, оторвавшись от работы, – что случится завтра, когда я раздам эти тетради?
– Нет, – сказала Алиса, поежившись. – А что?
– Там будет, – отец нахмурил брови и произнес с шутливой серьезностью: – плач и скрежет зубов[37]
.Алиса представила себе огромный зал в колледже, где высоко на трибуне стоит отец. Однажды она заглянула туда с матерью – там были сотни людей, которые пришли специально, чтобы послушать ее отца, рассказывавшего удивительные вещи о том, как устроен мир.
Она и сейчас мысленно видела, как он стоит на возвышении и раздает работы людям, поочередно вызывая их по фамилии. Вид у него строгий и надменный, какой бывает, когда он за что-то отчитывает мать, а голос суровый, с резкой интонацией. Находясь на высоте, он, как король с трона, выкрикивает громовым голосом имена, и люди, испуганные и дрожащие, подходят за работами. И вот тогда воцаряется скорбь, а с нею плач и скрежет зубов. Алиса надеялась, что когда-нибудь окажется там, когда начнется зубовный скрежет, она не сомневалась, что эти ужасные звуки будут внушать благоговейный трепет.
В тот вечер Алиса сидела и следила, как отец правит написанное, пока не пришло время и ей ложиться спать. Свет настольной лампы яркой короной ложился на голову отца, а резкие красные пометки на бумаге были цвета крови, что тонкой струйкой сочилась из ее пальца, когда она порезала его ножом для хлеба.
В тот год отец каждый вечер, возвращаясь домой, приносил ей из города в своем портфеле разные сюрпризы. Он входил через переднюю дверь, снимал шляпу и теплое пальто из грубой шерсти на шелковой подкладке и ставил портфель на стул. Потом расстегивал ремни на портфеле, вытаскивал сложенную в несколько раз, пахнущую чернилами газету, за ней стопку работ, которые ему предстояло проверить вечером. А на самом дне портфеля всегда лежало что-нибудь специально для нее, Алисы.
Это могли быть яблоки, желтые и красные, или грецкие орехи, завернутые в цветной целлофан. Или мандарины, и тогда отец очищал их для нее от оранжевой кожуры и белого рыхлого губчатого слоя под ней. Алиса ела дольку за долькой, ощущая, как брызжет и растворяется во рту сладкий острый сок.
Летом, когда стояла хорошая погода, отец вообще не ездил в город. Он брал с собой на пляж только Алису: маме приходилось оставаться дома из-за Уоррена, который постоянно кашлял и нервничал и мог нормально дышать только над паром из чайника, который всегда стоял у его кровати.
Сначала отец входил в воду один, а она оставалась на берегу, мелкие волны разбивались о ее ноги, и мокрый песок скользил меж пальцами. Алиса стояла по щиколотку в воде и с восхищением следила за отцом, прикрывая глаза от слепящих лучей летнего солнца, блестящими стрелами пронзавших поверхность воды.
Через какое-то время Алиса начинала звать отца, и тогда он разворачивался и плыл к берегу; от ударов его ног поднимались волны, а от мощных взмахов рук расступалась вода. Отец подплывал к ней и закидывал себе на спину, она крепко прижималась к нему, обхватывала за шею, и они отплывали вместе. Переживая восторг и ужас, Алиса льнула к отцу, нежная кожа щек кололась о щетину его затылка, ноги и гибкое тело не сопротивлялись воде, а безвольно уступали ей, держась на плаву безо всяких усилий благодаря энергичным движениям отца.