Мертвая голова

– Вовсе нет. На поле Блаженных обитают не только сумасшедшие, но и те, кто так и не смог принять свою смерть. Глубоко верующим людям сложно смириться с тем, что потусторонний мир устроен иначе – не так, как они себе представляли, – поэтому им легче уйти в отрицание всего, в том числе и собственной смерти.

– А разве нельзя через духовидцев рассказать живым о мире мертвых правду?

– В древние времена некоторые духовидцы действительно пытались сделать это, но их быстро отправляли на костер. – Тайло помрачнел. – И Граф Л строго-настрого запретил им раскрывать рты, сказав, что «если люди так сильно хотят заблуждаться, что готовы убить за правду, которую они не могут принять, то не будем им мешать жить в неведении».

Мимо них прошел отец Юстас, державший в руках кадильницу с тлеющей внутри миррой. Густой дым поднялся вверх, и пряный, сладковатый аромат защекотал ноздри.

– Ох, ну и запах, – закашлялся Тайло. – И зачем только нужно портить воздух этой гадостью?

– Чтобы мертвых прогнать, – сказал Флинн. – Ты же видел надпись над входом в храм, верно? Так вот, это предостережение, чтобы мертвые сюда не смели соваться, иначе запах мирры и ладана развеет их. Ипокрианцы верят, что души бродят среди живых еще девять дней после смерти. А в День Большой Скорби вообще целыми толпами шляются по улицам Инферсити.

– Дети мои! – Звонкий голос отца Юстаса поднялся к сводчатому потолку и раскатистым эхом рухнул вниз. – Сегодня вы совершили благое деяние, которое спасет ваши души: вы пришли сюда, в дом Творца. – Он жестом показал, что все могут сесть.

Скамейки протяжно заскрипели, вновь почувствовав на себе тяжесть человеческих тел.

– И я вижу много новых лиц, это не может не радовать. – На морщинистых губах отца Юстаса появилась улыбка. – Специально для вас, вновь вернувшихся под крыло святого ипокрианства, я расскажу о самом великом дне в истории человечества. О Дне Великого Прозрения! – Он раскинул руки в стороны, и широкие рукава его рясы вызвали поток воздуха, из-за которого затрепетали огоньки на свечах. Вскоре они успокоились и снова начали гореть ровными лепестками. – Почти две тысячи лет назад Дариусу Мактибуту (мудрецу и царю всех царей) было поведано свыше, что однажды явится великий пророк, который увидит мир таким, каков он есть на самом деле, и расскажет об этом людям. Именно с момента этого предсказания мы и ведем наше летоисчисление. Весь мир, затаив дыхание, почти тысячу лет ждал появления пророка. Многие называли Дариуса лжецом, проклинали, но в тот миг, когда пророчество наконец-то исполнилось, у всех, кто смел обвинять его во лжи, отсохли языки. В День Великого Прозрения на святого Ипокриана посмотрел Творец и показал ему Истину.

– Ого, какая ответственность: всему миру Истину поведать. Интересно, а сколько лет было этому Ипокриану, когда все эти чудеса с ним произошли? – спросил Тайло, но Флинн не успел ответить. Вместо него это сделал кое-кто другой.

– Чуть больше семнадцати, – сказал светловолосый юноша, который сидел справа от Флинна. – О, где же мое воспитание? – Он покачал головой и прикоснулся пальцами к своему лбу. – Я самым грубым образом вклинился в ваш разговор. Прошу прощения.

– Ничего страшного, – успокоил его Тайло. – Я уверен, что мой друг все равно не знал ответа на этот вопрос.

– Вообще-то знал! – оскорбился Флинн. – Я два года учился в ипокрианской школе.

– А почему только два? – спросил Тайло. – Монашки увидели внутри тебя демонов, решили, что ты одержимый, и выгнали?

– Ха-ха, очень смешно, – пробурчал Флинн.

– А ваш друг забавный, – улыбнулся юноша. – Кстати, меня зовут Алистер, приятно познакомиться.

– Я Тайло, а этого, с кучей демонов за пазухой, зовут Флинном.

– Хватит говорить о демонах, – сказал Флинн. – Нас сейчас либо выгонят, либо позовут экзорцистов.

Алистер тихо засмеялся, прислонив ко рту сжатую в кулак руку. Флинн только сейчас заметил, насколько красивым был этот парень: золотистые длинные волосы, безупречное лицо с тонким носом, светло-зеленые глаза с опущенными вниз уголками, отчего взгляд казался грустным даже тогда, когда на губах сверкала улыбка. Девчонки к нему, наверное, так и липнут.

Флинн мотнул головой, и его внимание снова переключилось на проповедь отца Юстаса.