Я морщусь, однако замечание верное, как ни досадно это признать. Можно допустить, что пассажиры на нижних уровнях укрылись (и впоследствии погибли) в каютах. Но здесь? Атриум можно было изолировать — однако этого не сделали. Какова вероятность, что в момент неизвестного катастрофического события здесь никого не было?
Осматриваюсь повнимательнее и замечаю менее очевидные признаки беспорядка. В нескольких местах мраморные плиты расколоты и пробиты, словно по ним стучали чем-то тяжелым. На одном из светлых кожаных диванов красуется какое-то темное пятно — может, еще один кровавый отпечаток, либо же просто кровь. Поодаль плавает электрический провод, завязанный петлей, а рядом с ним вдребезги разбитый деревянный стул и клюшка для гольфа, сломанная пополам и с торчащим подобно заточке металлическим концом.
— Мы здесь не для того, чтобы расследовать, — заявляю я, напоминая об этом и себе, и остальным. Конечно же, трудно не выдвигать версии и предположения, находясь прямо посреди величайшей нераскрытой загадки столетия, которая, вопреки близости, отнюдь не становится хоть сколько-то яснее. — Этим пускай занимается «Верукс», когда получит корабль обратно.
— Чушь, — бурчит пилот. — Он наш.
— Идем дальше, — игнорирую я его.
— Кэп, подожди. Стойте, — возбужденно вмешивается Нис. — Посмотрите налево. На лестницу.
Только тогда я обращаю внимание на лестницу почти по центру атриума — безукоризненную бело-золотую спираль, ведущую на верхние уровни. Она словно плавает в пространстве — разумеется, это лишь оптическая иллюзия, однако в невесомости еще более впечатляющая.
— Ну и что я должна… — начинаю я.
— Скульптуры Траторелли, — говорит системщик.
— Чего-чего? — опять недоволен Воллер.
Нис вздыхает.
— Да Траторелли же, скульптор! «Сити-Футура» заказала ему две скульптуры специально для «Авроры». Вариации на тему эмблемы лайнера. — Он смолкает, затем уточняет: — Что-то вроде летящего ангела.
Описание пробуждает у меня смутные воспоминания, что-то из тогдашних новостей.
— Эмблему можно увидеть повсюду: на стенах, столовых приборах, — продолжает системщик, — но скульптуры уникальны и представляют собой комплект. «Грация» и «Скорость».
Для претензии и вправду лучше не придумать.
— Молодец, Нис, — отзываюсь я.
— И вскоре после изготовления скульптур Траторелли умер, а значит, их ценность возросла еще больше, — добавляет Нис.
— Еще лучше, — соглашается Воллер.
— И где же они? — спрашиваю я.
— Хм, а вот здесь закавыка. Вы пилу, часом, не прихватили?
— Не-а, — тяну я. — Навряд ли у нас даже… — Тут до меня доходит, и я осекаюсь. — А что такое?
— Эти скульптуры, они, э-э… вроде как приделаны к лестнице. Одна наверху, другая внизу. На таких высоких штуках… постаментах, что ли.
Основание лестницы находится вне поля нашего зрения, однако над нижним витком винтовой лестницы я замечаю нечто смахивающее на кончики крыльев ангела. Насчет «высоких» Нис не ошибается.
Черт.
Воллер смеется. Просто потому, что он козел.
— Прекрасно, — изрекаю я. Пилить в невесомости, с пилой или без, практически невозможно — ни веса, ни рычага.
— Плазменный бур, — напоминает мне Кейн.
— Ах да, точно, — соглашаюсь я. — Воллер, давай-ка посмотрим, что там можно сделать.
Мы вдвоем осторожно пробираемся по атриуму, отталкиваясь от диванов и кадок с растениями.
Скульптура Траторелли обнаруживается в указанном месте и в полной целости. Это изящная женская фигурка, стоящая на кончиках пальцев и изогнувшаяся назад, со сведенными за спиной крыльями, словно в полете. Обнаженное тело женщины свободно облегает ткань, нечто вроде тоги, однако одна грудь оголена. Ну еще бы, как же иначе-то.
Нис ахает и радостно смеется.
— В жизни она еще прекраснее!
Не могу не согласиться. Она, «Грация и Скорость» — или, возможно одна из них «Грация», а другая «Скорость» — выглядит невероятно, едва ли не пугающе правдоподобной. С такого расстояния я даже различаю очертания ее широких скул и каждый завиток развевающихся волос. А изгиб спины и отведенные для взмаха крылья передают напряжение убедительнее некуда, даже тонкая улыбка на лице кажется скорее вымученной гримасой. И еще эта морщинка на лбу, в остальном совершенно гладком…
Если имена отдельные, эта, пожалуй, «Скорость».
Скульптура приделана к деревянному основанию на балясине в начале лестницы. Кончики ее крыльев возвышаются примерно на метр над моей головой — а я даже не стою на полу.
Я нащупываю отвертку. Может, бур и не понадобится, если удастся отыскать крепеж основания. Очень не хотелось бы повредить скульптуру.
После минутного осмотра я обнаруживаю искусно скрытые винтовые отверстия, и еще пять минут уходит на удаление замазки над ними. Работа требует обеих рук, так что держаться мне нечем.
В какой-то момент я надавливаю слишком сильно, отвертка соскальзывает, и по инерции меня тут же начинает относить от постамента.
Ухватившись за балясину, Воллер цепляет меня за страховочную петлю на скафандре и подтягивает обратно.
— Спасибо.
Он только хмыкает в ответ.
— Все в порядке? — спрашивает Кейн.
— Не волнуйся, шеф, — отзывается пилот. — Со мной ничего не случилось.