Мертвая тишина

Тоже пробираюсь внутрь и берусь за переборку. Меня охватывает облегчение. Как-никак пассажиры сами принимали решение отправиться в круиз, а вот у собачки никто не спрашивал.

— Хорошая собачка, — бормочу я, искренне надеясь, что участь несчастного животного оказалась хоть сколько-то менее ужасной. Придумать таковую, впрочем, мне не удается.

Кейн разворачивается ко мне. Под щитком его шлема я различаю улыбку, и на мгновение тугой узел у меня под ложечкой немного ослабевает.

Но затем его взгляд сосредотачивается на чем-то у меня за спиной, в глубине номера, и улыбка увядает.

— Кейн… Кейн? Что такое?

Я поворачиваю голову, но шлем блокирует обзор. Приходится развернуться всем телом, чтобы взглянуть в нужном направлении.

И от зрелища меня словно пронзает электрическим разрядом.

— О боже, — раздается в наушниках голос Ниса.

За переборкой, над огромной кроватью в спальной зоне, во тьме беззвучно парит девушка, совсем еще юная.

Из-под слегка колышущегося подола белого платья торчат ее тоненькие ножки, с беззащитными голыми ступнями. Плотно облегающий лиф платья и руки девушки обезображены беспорядочно нанесенными рубцами и порезами — до такой степени, что кожа и ткань практически превратились в полоски. Странно, но крови вокруг мало.

Ногти на пальцах ног посиневшие. Тонкие светлые волосы облачком парят вокруг головы, а открытые невидящие глаза выпучены и подернуты поволокой смерти и крошечными кристалликами льда. Одна рука прижата к горлу, пальцы просунуты под… что-то.

В лучах фонарей под корочкой льда на коже шеи отсвечивает золото, и я пытаюсь разглядеть, что же это такое. Оказывается, это ожерелье — точнее, цепочка, которая затем тянется к латунному светильнику над кроватью и обвивается вокруг его рожка. Потому тело и не плавает по комнате. Девушка повешена — то есть была бы, сохранись гравитация. А возле самого светильника на конце цепочки покачивается ключ — тяжелый, металлический, уже знакомой формы. Пальцы несчастной так и остаются прихваченными ювелирным изделием, будто в последнюю минуту она передумала — или же просто пыталась убедиться, что импровизированная петля выдержит.

Ох ты ж черт.

Я накрепко зажмуриваюсь, однако даже чернота за веками не способна стереть образ мертвой девушки. Вот у нее раскрывается рот в попытке заговорить, пальцы судорожно обхватывают горло от нехватки воздуха…

Нет. Ничего этого нет. Я немедленно открываю глаза, сосредотачиваясь на кремово-коричневых ромбиках ковра.

— Это Кэтти Данливи, — тихо произносит Нис. — Ее сестра, Опал, в атриуме.

Та самая Опал, с примотанным скотчем к руке ножом?

— Что… — хрипит Кейн и осекается. Прочищает горло и повторяет: — Что с ней случилось?

— Не знаю, — дрожащим голосом отзывается системщик. — Я…

— Она уже была мертва, — медленно произношу я, осененная догадкой. Поднимаю взгляд на труп, чтобы проверить версию. — Поэтому крови и нет. Ее искромсали после смерти. — После того, как она повесилась — или ее повесили. Сейчас, наверное, уже не определить.

Но измываться вот так, с ножом над мертвым телом? Подобное возможно только в ярости, безмерной и глубоко личной.

Неужто сестра ненавидела ее до такой степени?

Осматриваю лицо Кэтти, хотя понятия не имею, что хочу на нем отыскать. На этот раз, однако, мое внимание привлекают красные параллельные вертикальные линии, отпечатанные на коже над бровями и под нижними веками.

— Нис, ты это видишь? — спрашиваю я, прищуриваясь. Либо разрывы кровеносных сосудов, либо начало гниения. В зависимости от того, сколь долго после драмы сохранялись тепло и воздух в каюте. Вот только линии уж больно ровные…

— Что именно? — спрашивает системщик нервно. — Разрешение видеосигнала с твоей камеры не очень высокое, к тому же я, э-э… малость…

Ему не хочется рассматривать мертвое тело так близко, и я его не виню. Но, невзирая на уже известное нам — точнее, большей частью догадки, — мне все еще требуются ответы, что и как произошло на «Авроре».

Я отталкиваюсь от переборки, чтобы как следует разглядеть странные следы поближе. Увы, мне не удается ухватиться за край кровати, и в результате я врезаюсь в ноги девушки, неестественно твердые для человеческой плоти.

От столкновения замороженное тело кренится и чуть смещается, меня же под оболочкой скафандра невольно пробирает дрожь. Хватаюсь за тумбочку, и в результате оказываюсь почти лицом к лицу с Кэтти.

Вблизи рана на горле выглядит еще более жуткой. Цепочка напоминает проволоку, вдавленную в глину.

Но вот ее лицо… Линии на коже в действительности оказываются тонкими бороздами. Глаза покойницы открыты, потому точно сказать нельзя, но ранки, похоже, тянутся от бровей по векам и заканчиваются в нижней части глазниц.

— Думаю, ей пытались выцарапать глаза, — прихожу я к жуткому заключению. Господи, тоже сестра?

— Клэр, — произносит Кейн. — Посмотри на руку.

Я машинально смотрю на скрюченные пальцы Кэтти на горле, но затем замечаю, на что обратил внимание мой напарник: на другой руке, безмятежно вытянутой вдоль тела, наманикюренные ногти сломаны, а кончики пальцев окровавлены.