Несмотря на радостную интонацию, глаза копейщика напряженно всматриваются в него. В воздухе пахнет болезнью.
– Благодарю, мне уже гораздо лучше, – тихо отвечает парень.
“Тело и впрямь чувствует себя прекрасно, что же о чувствах… Вместе с избытком света их в груди стало чересчур много”.
– Это хорошо, – Дэнат вздыхает. – А, друг мой, Джоуи, ну, который вместе со мной тогда тебя встретил, слёг вчера…
– Ага, я слышал, что здесь болеют люди.
– Ага, – Дэнат смотрит себе под ноги. – Уже много кто… считай каждые три дня. Теперича, вот, он лежит в казарме. Видел бы ты его, совсем плох, – стражник молчит, собираясь с силами. – Слушай, я знаю, что звучать будет не очень… Помоги, а? Так сказать, мы тебя спасли, когда пустили, а сегодня ты… Ох.
Марлоу ничего не отвечает, и Дэнат продолжает:
– Я знаю, что глава давал тебе кой-какое лекарство, – мужчина вздыхает, – и, не мог бы ты передать его мне?
– Оно уже закончилось, а нового у меня нет, – пожимает плечами парень. – Почему бы тебе не попросить главу лагеря напрямую? Врач не откажет в помощи.
– Смеёшься!? – восклицает мужчина, и зло скалится. – Этот ублюдок ни одного больного здесь не вылечил! Даже когда наш командир слёг, а он был одним из первых, этот клятый колдун и пальцем о палец не ударил! – стражник сплёвывает себе под ноги, – зато Фрэд, которого он продвинул на освободившееся место, теперича ему задницу лижет и все приказы радостно исполняет, – Дэнат смотрит прямо в глаза собеседнику. – Ты – первый, кому он соизволил помочь…
– Понимаю, – протягивает Марлоу. – Я этого не знал. Тогда я спрошу у Эвелин, может она что-то придумает…
– Нет, только не с этой… – мужчина оглядывается и понижает голос. – Эта женщина ничем не лучше нашего нынешнего командира. Может она и ведёт себя с тобой дружелюбно, но… Просто, не говори ей. Никому не говори, – под конец фразы стражник хватает парня за руку…
– Отпусти немедленно! – шипит Марлоу.
Дэнат отшатывается, а после восклицает:
– Пожалуйста! Мне для Джоуи ничего не жалко!
Юноша оглядывается: их разговор становится слишком громким.
“Нужно отделаться от него поскорее!”
– Хорошо, Дэнат, я сделаю всё, что в моих силах.
– Спасибо! – в глазах мужчины загорается надежда. – Я эту неделю караулю склад, приходи туда, хорошо?
Юноша кивает и разворачивается.
“Вот из-за такого я и не люблю алхимиков с их экспериментами. Теперь понятно, отчего местная болезнь показалась мне странной… Как бы это с выгодой использовать?”
С этими мыслями Марлоу переступает порог шатра. Оллрик опять сидит за столом.
– О, я уж думал, ты сегодня не посетишь это место, – мужчина едва улыбается, убирая в нагрудный карман тёмный камень, похожий на каплю мутной воды.
Перед ним на столе лежит ткань с хаотично начертанными кругами.
В памяти всплывает голос деда:
“Перемещай камень по линии. Дрожит? Тогда говори, он услышит”.
Воспоминание быстро тускнеет, оставляя на губах улыбку.
– Ваше лекарство помогло, – парень склоняет голову. – Хотел бы и я уметь делать подобное…
Глаза члена ордена подозрительно прищуриваются.
– Поспеши, работа не ждёт. Тебе нужно управиться к вечеру, – палец указывает в сторону ширмы.
Юноша криво улыбается:
“Попробовать узнать стоило”.
В этот раз дело идёт быстрее: караул сменился и больше не отвлекает, к тому же, впервые после зимы, стоит солнечная погода. Парень успевает со всем разделаться ещё дотемна.
Стоя посреди меблированной комнаты, он холодно рассматривает свои труды.
“Ничего полезного, только зря потратил время”.
Когда он отчитывается главе лагеря, тот лишь скупо кивает.
– Подашь ужин и будешь свободен.
Парень удаляется. Оказавшись на улице, он неспешно обходит шатёр. Конструкция стоит отдельно от остальных. Только с одной стороны юноша примечает несколько ящиков. Больше укрытий нет.
Марлоу вздыхает и отправляется к общему котлу. Путь его проходит через широкую дорогу, рассекающую стоянку напополам. Будь это город – это была бы его главная его улица.
Парень слышит шум у въезда в лагерь. Он тут же сворачивает туда. Здесь и правда не протолкнуться. Люди толпятся, возбуждённо переговариваясь.
– Едут! – восклицает кто-то впереди.
Гостья
Повозка вздрагивает на кочке, и последние слова в дневнике превращаются в уродливую линию.
– Госпожа Бьянка, вы не ушиблись? – мужчина напротив подаётся вперёд.
Взмахом руки она отгоняет его от себя.
“От заботы Роберта хочется на стенку лезть. А ведь он не первый год защищает меня… Ох! Всё из-за этой дороги! Можно же было не торопиться, попутешествовать! Но, нет! Им приспичило начать операцию с оттепелью!”
Женщина поджимает губы и выглядывает наружу. Уже третью неделю повозку окружает только унылый тёмный лес. Дама захлопывает книгу и бросает в чемоданчик, расшитый защитными символами. Никакого настроя для письма уже нет.
“А полгода назад я так радовалась своему участию в этой авантюре! Не то чтобы я не приложила руку к сокращению списка кандидатов…” – Бьянка тяжело вздыхает.