Мертвое море

Теперь их было четверо — не большая группа, но лучше, чем плыть в одиночестве. Коллективный разум, коллективная сила, последний мускул человечества в этом безбожном месте, в Измерении Икс, или мертвом море, в жутком, кошмарном месте рваных завес, лежащем в черном туманном зазеркалье. Они попали сюда большой командой, но это место обстругало ее, как полено, рассеяв стружку и щепки во все стороны. Остался последний мускул, но полный отчаянной надежды найти выход прежде, чем тьма поглотит остатки человечества. И они используют этот мускул на полную, пробьют дыру в ткани пространства, заставят это место сыграть на их стороне. Пока не придет Туманный Дьявол из антиизмерения и не поглотит их души, они будут сопротивляться. Изо всех сил. Это их последний шанс.

Они гребли в зловонном тумане, пробирались через кладбище кораблей, прорывались сквозь водоросли, напоминающие непролазные джунгли, скользили вокруг остовов мертвых судов, пока не оказались в каналах, отмеченных на карте Гринберга. И лишь тогда началась настоящая работа. Они налегли на весла и решительно вывели лодку в призрачные пустоши Внешнего моря.

Где-то впереди, в пресловутом Море Завес, словно распахнутая пасть, готовая захлопнуться в любой момент, их ждал «Ланцет».

И они подплывали все ближе и ближе.

25

Поначалу туман еще оставался обволакивающим и густым, курился, кипел и множился в невообразимо жутком ритме. Горячий, тлеющий, рожденный в сернистых глубинах испарений и токсичных облаков, он выгорал, давя и отравляя смертельной дозой радиации.

А затем вдруг все изменилось и глаза людей свободно пронзили пелену октябрьской мглы, все ее волокна, нити и ворсинки. От увиденного нутро наполнилось жаром такой силы, что казалось, будто внутренности вот-вот расплавятся и вытекут через поры.

Гребцы замерли и затаили дыхание.

Не они нашли «Ланцет», это он нашел их.

Джордж отдыхал, курил, стараясь отыскать свет в конце туннеля. Он не поднимал головы, не отмечал, насколько сгустились водоросли, образующие гигантские шелестящие желто-зеленые рифы, потому что не хотел смотреть на туман. У него не осталось сил ему противостоять. После долгих дней, проведенных в плену туманной завесы, чем дольше Джордж смотрел на нее, тем больше она на него давила.

Поэтому он не заметил, когда «Ланцет» возник перед ними, словно «Летучий Голландец» или зачумленный корабль с беспокойным смертоносным грузом в брюхе. Джордж понял, что они добрались, потому что ощутил, как корабль на них наступает, тянет к ним свои костлявые пальцы. Он предчувствовал его появление, как приближающуюся грозу или канзасский торнадо. Словно произошел резкий скачок атмосферного давления, что-то изменилось в воздухе или дрогнули клочья тумана и пространство забурлило, сгущаясь и скручиваясь. Само время сжалось и разлетелось на клочки, а мир стал казаться наэлектризованным и, словно утонув в потоке черной живой материи, засасывал в себя все вокруг.

Джордж взглянул вверх и увидел большую, длинную пятимачтовую шхуну, некогда высокую и гордую, а ныне вымершую. Корабль самой Смерти. Выхолощенный ветрами левиафан, задушенный плетями и коврами зловонных водорослей. Вне всяких сомнений, он погиб в этом месте после долгого сопротивления и агонии. Гигантский морской ящер, закутанный в собственное первобытное дыхание. Его плоть обглодали с костей, шкуру изъели черви и склизкие твари. Теперь она тлела в саване из морских водорослей и таинственного грибка. Величественное ископаемое возвышалось лабиринтом бесплотных арок, снастей, напоминающих паучьи сети, скелетов мачт и выбеленных костей перекладин. Существо из теней, полное клубящихся испарений.

Корабль-призрак.

— Вот, вот он, — проговорил Менхаус таким хриплым голосом, словно прополоскал горло толченым стеклом.

Остальные кивнули в ответ. Они почувствовали дыхание корабля, отдающее смертью, безумием и тьмой. В реальности же им в ноздри ударил мерзкий смрад сырой земли и склизких костей, гниющих в канавах, — запах, от которого пересыхает во рту и выворачивает наизнанку.

Джорджа снедал страх. У него скрутило живот, словно он проглотил протухший обед, который теперь просился наружу.

Обреченность и смирение — вот что увидел Джордж на лицах своих спутников в тот момент. Такое же, как и на выцветших старых фотографиях людей, прижавшихся к ограждениям Маутхаузена или Биркенау, — глубокое осознание ужаса и смирение перед ним.

— Хочется убраться от него подальше, и как можно быстрее, верно? — пробормотал Кушинг.

Именно об этом все и думали.