Джордж не раз испытывал страх с того дня, как очутился в Измерении Икс. Иногда ему казалось, что мозг просто не выдержит, вскипит и выльется серовато-белой жижей из ушей: настолько было страшно. Джордж пока не знал, станет ли труп «Ланцета» апофеозом всех кошмаров, но все шансы на то у корабля были, потому что источаемый им ужас казался почти осязаемым, забирался под кожу, как инфекция, и превращал нервные окончания в желе. И пока Джордж сидел в лодке, он пришел к выводу, что видения истинного ужаса, в отличие от книжного или кинематографического, очень похожи на галлюцинации, словно ты, проглотив таблетку, переходишь в другой режим восприятия. Реальность как таковая внезапно становится целлофановой, в ней появляется огромная зияющая дыра, и страх переполняет тебя, не давая пошевелиться.
— Ладно, это всего лишь еще один мертвый корабль, — сказал Кушинг. — Давайте посмотрим на то, ради чего пришли.
Вдвоем с Элизабет они взялись за весла и неуверенно направили лодку в сторону судна. Когда они оказались настолько близко, что их крошечное суденышко скрыла тень исполина, Менхаус взял якорь и бросил его на палубу «Ланцета». Тот ударился о что-то, издав оглушительно громкий лязг, словно урна, упавшая на пол склепа. Менхаус притянул лодку еще ближе, и затхлая вонь раскисшего от воды дерева ударила им в лица.
Вблизи легко было разглядеть, что фальшборты «Ланцета» покрыты илом и морскими организмами, существами вроде крошечных губок и рачков, и, конечно же, плотным слоем водорослей, которые, казалось, не просто тянулись вдоль корпуса, а врастали в него.
— Посмотрим, смогу ли я забраться наверх, — сказал Менхаус.
Джордж посмотрел на него с уважением. Парень был напуган не меньше остальных, но это не мешало ему делать все на тот момент необходимое. А это отличительная черта настоящего мужчины. Настоящего человека.
Менхаус подергал якорный трос, проверяя, крепко ли держится якорь, и результат его удовлетворил.
«Удивительно. Корабль выглядит настолько гнилым, — подумал Джордж, — что, грохнись на Менхауса вместе с тросом перила, я бы не удивился».
Встав на край лодки, Менхаус потянулся, ухватился за якорный трос и стал подниматься наверх, как ребенок, карабкающийся по канату в спортзале. Получалось у него довольно неплохо. Он проявил неожиданное проворство, отчего Джордж решил, что Весельчак Олли в старые добрые времена был спортсменом. Его ноги скользили по корпусу, соскребая ракушки и комья плесени. Он вскарабкался по тросу фута на четыре вверх, ухватился за перила и перелез через них.
Через мгновение над перилами выросла его голова.
— Я слишком стар для этого дерьма. — Он огляделся и покачал головой. — Господи Иисусе… вы должны… вы должны это видеть.
Другого варианта у них и не было.
Элизабет поднялась следующей. С ее хорошей формой это было не сложно. Кушингу подъем тоже дался без особых проблем. Джордж боялся сорваться и упасть в заросли водорослей, но этого не случилось. Долгие часы тренировок наконец окупились. Он перемахнул через перила, чужие руки подхватили его и помогли встать.
Палубу из тикового дерева покрывал слой высохшей грязи и ила, из которого зловеще торчали панцири мертвых крабов и скелеты рыб. Выцветшие от морской воды, травленые временем мачты раскачивались и кренились, словно древние дубы. Паруса превратились в лохмотья, покрытые пятнами плесени и огромными дырами. От бизань-мачты до фок-мачты паруса походили на саваны, разорванные на ленты. Большая часть штагов сгнила, кливеров не осталось вовсе. Комья водорослей и грибка висели, запутавшись в остатках снастей, обмотанных вокруг мачт и рей, и украшали стрелу грот-мачты, словно паутина. От форпика до кормы «Ланцет» представлял собой мертвое, разлагающееся существо, которое извлекла из могилы чья-то злая воля. Оно сочилось слизью, опутанное морским грибком и отталкивающими наростами.
Пахло морской водой, древностью и распадом. Грязные палубные доски скрипели под ногами, а мачты стонали, будто были готовы рухнуть в любой момент. Кают-компания целиком заросла желтым мхом. В носовой части обнаружились огромные потемневшие котлы, а за фок-мачтой — внушительных размеров пушка, позеленевшая от времени. Из дула свисал сгусток грибка, отчего казалось, будто пушку стошнило собственными внутренностями.
Все это было вполне ожидаемо, в отличие от того, что они нашли в кормовой части.
К переборкам были прибиты ржавыми плоскими гвоздями штуковины, похожие на колеса телеги, с которых на цепях свисали чучела — как они сперва подумали, — оказавшиеся человеческими мумиями, останками, обтянутыми пергаментной кожей, сквозь которую проглядывали кости, челюсти были широко распахнуты. Щупальца грибка опутали скелеты, свисая с грудных клеток, локтей и челюстей, словно спутанные веревки.
— Господи, — пробормотал Менхаус. — Что это?
— Понятия не имею, — отозвался Джордж.