К тому же и без всяких незваных гостей из космоса нашу старушку-Землю постоянно «лихорадит». Палеоклиматологи твердо установили, что она испытывает ритмические чередования «парниковых» и «ледниковых» периодов (рис. 9.5). С интервалами в несколько десятков миллионов лет планету бросает то в жар, то в холод, а с этим очевидным образом связаны великие эволюционные события – вымирания и возникновения различных групп животных и растений{425}
. О «ритмике эволюции» в порядке предварительной гипотезы писали еще в середине прошлого века{426}, а сегодня это уже распространенное в науке мнение. Цикличность заметна и в движении литосферных плит: земные материки то сходятся вместе, образуя единый сверхконтинент, то раскалываются на большое число отдельных блоков разного размера (в одну из эпох «раздробленности» живем и мы). Продолжительность такого цикла составляет почти 600 млн лет{427}.В этих драматических событиях, видимо, и надо усматривать одну из причин закономерного, направленного хода эволюции биосферы. Она следует – не может не следовать! – за глобальными изменениями в оболочках Земли. На ней сказываются не только катаклизмы, но и более долгие процессы – эволюция химического состава атмосферы и гидросферы, изменение температурного режима, столкновения и расхождения литосферных плит. По современным представлениям, биосфера Земли прошла через целую череду кризисов разного масштаба, оказывавших огромное воздействие как на эволюционный процесс в целом, так и на развитие отдельных групп организмов. Одни из них становились жертвами таких кризисов, а другие получали стимул к бурному развитию и процветанию.
Рис. 9.5.
Циклы Вильсона – периодическая смена парниковых и ледниковых периодов на Земле. Стрелками отмечены так называемые малые ледниковые периоды. График показывает, что, несмотря на современные дискуссии о глобальном потеплении, нам с вами выпало жить в одну из самых холодных эпох в истории Земли{428}Лайель и Дарвин были правы и неправы одновременно. Постулируемый ими медленный и постепенный ход геологической и биологической эволюции – это не фикция. Во многих случаях развитие идет именно таким способом. Но и всевозможные катастрофические факторы, внешние и внутренние, заставляющие эволюцию бежать сломя голову или даже сворачивать в неожиданном направлении, – тоже не фантазии «злых катастрофистов». Признание «скачков развития» вовсе не выталкивает ученых «в область чудесного», как считал Дарвин. Для многих из этих «скачков» удалось найти вполне естественные объяснения, не противоречащие дарвиновской теории. В конце концов, и гипноз когда-то считался шарлатанством, а сегодня входит в арсенал средств научной медицины.
Дарвинизм или ламаркизм.
Случай или закономерность (необходимость).
Катастрофизм или униформизм.
На страницах этой книги мы встретили уже несколько таких дилемм, которые в прошлом становились предметом острых споров. Из-за них создавались и рушились научные репутации, ломались метафорические копья и совершенно реальные жизни. Я постарался показать, что каждый раз в конце концов оказывалось, что дилемма – мнимая. Вместо поставленного ребром вопроса «или – или» возникает более мягкое «и – и». В ходе развития науки некогда непримиримые противоречия сглаживаются, «снимаются», как сказал бы Гегель.
Возможно, урок большей толерантности к противоположному мнению ученым преподнесла квантовая механика, около 100 лет назад давшая неожиданный ответ на вопрос, что такое электрон – частица или волна? Оказалось, и то и другое
Популяционное разнообразие – это, конечно, хорошо, но не хуже и плюрализм мнений, толерантность к инакомыслию, даже вопреки собственным «убеждениям чувства». В этом отношении история «борьбы» катастрофизма с униформизмом может быть поучительной не только для геологов и палеонтологов.
Глава 10
Кошка, играющая с мышью, или Возвращение билета