Мерзость

– Никто не умирает… – начинаю я, но замолкаю, увидев, что Бабу Рита снова упал на высокий стол, где Пасанг наблюдал за ним всю ночь. Глаза шерпы по-прежнему открыты, на лице застыла улыбка. Но я вижу, что он не дышит.

Доктор Пасанг в течение нескольких бесконечных минут пытается оживить его, но ни искалеченное тело Бабу Риты, ни его душа не откликаются на эти усилия. Он умер.

– Мне очень жаль, – наконец произносит доктор Пасанг и закрывает глаза Бабу Рите.

Я невольно смотрю на Жан-Клода и по выражению его глаз понимаю, что он согласен со мной: наше ребячество и пренебрежение здравым смыслом убили этого хорошего человека.

Вторник, 14 мая 1925 года

Последние два дня были идеальными для покорения вершины. Эверест уже довольно давно перестал «куриться» – впервые за то время, что мы его видим. Даже ветер на Северо-Восточном гребне, похоже, ослаб до такой степени, что не поднимает никакого султана. Температура на Северном седле этим днем около семидесяти градусов. Сильный ветер, не утихавший всю минувшую неделю, сдул почти весь снег со скалистых гребней, и даже Большое ущелье как будто уменьшилось в размерах.

Но сегодня никого из нас на горе нет. Все – шерпы, доктор Пасанг, леди Бромли-Монфор, Дикон, Же-Ка и я – преодолеваем одиннадцать миль по долине до монастыря Ронгбук от базового лагеря, чтобы получить благословение Дзатрула Ринпоче.

Гнев Дикона на эту бессмысленную потерю двух самых подходящих для восхождения дней за целый месяц – а может, и целый год – проявляется в виде сжатых губ и напряженного выражения лица. Мы с Жан-Клодом ждем, когда ярость Ричарда обратится на нас.

Шерпы выглядят очень довольными, словно школьники на каникулах. Похоже, никто из них не опечален внезапной смертью Бабу Риты. Я обращаюсь за разъяснением к Пасангу.

– Они считают, что если Бабу Рите было суждено погибнуть в горах, значит, его смерть неизбежна, и нет особой причины печалиться. Наступил новый день, – говорит наш сирдар.

Я качаю головой.

– Тогда почему им так хочется получить благословение от настоятеля монастыря, Дзатрула Ринпоче? Если судьба все равно предопределена, на что может повлиять благословение святого человека?

Пасанг улыбается своей сдержанной улыбкой.

– Не просите меня, мистер Перри, объяснить внутренние противоречия, которые так часто встречаются во всех религиях.

Вчера мы завернули тело Бабу в самую чистую и самую белую палаточную ткань, какую только смогли найти, и шерпы из базового лагеря положили тело на носилки, которые укрепили на спине яка. Шесть шерпов во главе с доктором Пасангом оседлали пони и сопровождали тело Бабу в монастырь.

Не зная, что делать, если нас пригласят на церемонию погребения, которую по просьбе Бабу должен был выбрать Дзатрул Ринпоче, мы с Жан-Клодом взяли груз из продуктов и кислорода – а также упаковку с таинственным «велосипедом» – и прошли с ним одиннадцать миль по «корыту» и леднику Северный Ронгбук до третьего лагеря. Узнав, что Реджи и Дикон по-прежнему находятся в четвертом лагере на Северном седле или выше, мы отправили Ричарду сообщение о смерти Бабу, но в ответной записке он писал, что поскольку мы не занимаемся похоронами Бабу, то он останется в высотных лагерях. Оставив часть груза (у Жан-Клода практически остался один «велосипед»), мы с Же-Ка с помощью перил и лестниц поднялись на Северное седло. Чувствуя себя виноватыми во всем, мы решили – не сговариваясь – не использовать кислород, пока поднимались по стене изо льда, а сберечь его для следующих дней. Нас сопровождали двое шерпов.

Же-Ка оставил шерпов с собой на краю ледяной полки.

– Иди вперед, к четвертому лагерю… С помощью Дорджея и Намгьи я соберу «велосипед», а когда мы тут закончим, присоединюсь к вам.

Добравшись до четвертого лагеря через ослепительно белую впадину Северного седла, я узнал от Реджи, что Дикон и четверо шерпов, включая Тенцинга Ботиа и Тейбира Норгея, только что вернулись на Северное седло, преодолев первый участок Северного гребня, и поставили две палатки на том месте, которое он выбрал для пятого лагеря, там, где Северный гребень слегка понижается до высоты чуть больше 25 000 футов.

На такой высоте ультрафиолетовые лучи сделали лицо Дикона почти черным. Он улыбнулся нам и сказал:

– Если погода не испортится, мы можем завтра выдвинуться к вершине из пятого лагеря.

На лице Реджи – она пришла в лагерь часом раньше, привела из четвертого лагеря четырех шерпов с грузом – написано сомнение. Северное седло за ее спиной и вокруг нас ослепительно сверкает и пышет жаром. Я не снимаю защитных очков с затемненными стеклами из крукса.

Дикон жадно глотает ланч – подогретый картофельный суп, говяжий язык, шоколад, какао – и предлагает днем спуститься в третий лагерь, на следующий день снова вернуться сюда, в четвертый, а затем подняться в пятый лагерь и переночевать там. Если погода не изменится, мы можем выйти из пятого лагеря посреди ночи, чтобы попытаться взойти на вершину в пятницу, 15 мая.

– Значит, мои валлийские лампы все же могут оказаться полезными? – В голосе Реджи сквозит ирония.