Мерзость

Дикон слишком взволнован, чтобы спорить.

– Две палатки Мида, которые мы установили сегодня в пятом лагере, могут вместить максимум четырех человек. Я предлагаю, чтобы мы вышли в ночь на пятницу двумя связками, мы с Тенцингом Ботиа в первой, а вы – Джейк и Жан-Клод – во второй. Все с кислородными аппаратами. При минимальном расходе запаса кислорода в баллонах хватит на период от пятнадцати до шестнадцати с половиной часов. Достаточно времени, чтобы подняться на вершину и вернуться в пятый лагерь до захода солнца.

– А каково мое место в ваших планах? – спросила Реджи.

Дикон молча смотрел на нее.

– Вы обещали, что по пути наверх мы будем искать останки Персиваля, – продолжала Реджи. – Значит, я должна проследить, что мы действительно ищем.

Дикон нахмурился и снова принялся грызть шоколад.

– Мои планы никогда не предполагали вашего восхождения на вершину, леди Бромли-Монфор.

– А мои предполагали, мистер Дикон.

Я пытался отдышаться после подъема на Северное седло без кислорода и не принимал участия в споре. Мои мысли были далеко от вершины Эвереста – перед глазами стояло лицо мертвого Бабу Риты и его широко раскрытые глаза.

И тут мы заметили Пембу, который в одиночестве шел к нам от ледяной «полки» по отмеченной вешками тропе. Никто не произнес ни слова, пока шерпа не подошел к нам.

Новости нас ошеломили. Дзатрул Ринпоче прислал сообщение, что на следующий день, в четверг, мы все должны прибыть в монастырь Ронгбук за благословением. Небесные похороны Бабу Риты, сказал Пемба, состоятся на восходе солнца в пятницу, но приглашены будут только его близкие родственники.

– Проклятье! – зарычал Дикон. – Черт возьми, лучшая погода за целый год… и мы так близко к тому, чтобы подняться на гору… Такой погоды у Джорджа Мэллори никогда не было… и этот чертов старик, буддийский настоятель, зовет нас всех к себе? К черту! Я не пойду.

– Мы все идем, – сказала Реджи.

– Это не похороны Бабу, – не сдавался Дикон. – Просто еще одно проклятое благословение, за которое нам придется заплатить – дать по две рупии каждому шерпе, чтобы у них были деньги заплатить этому главному ламе за благословение. Меня уже дважды благословляли, и мне кажется, черт возьми, что этого вполне достаточно, и в такую погоду я лучше пойду к вершине Эвереста, чем весь день завтра буду сидеть в этом вонючем монастыре.

– Мы все должны прийти, – настаивала Реджи. В ее голосе сквозило… облегчение.

– Не пойду. – Дикон отставил котелок, который со звоном опустился на лед рядом с маленькой печкой «Унна».

– Собираетесь пойти к вершине без шерпов? – спросила Реджи.

– Если потребуется, то пойду. – Дикон посмотрел на нас с Жан-Клодом. – В связке нас будет трое, друзья мои, и завтра в пятый лагерь мы возьмем только кислородные баллоны, дополнительную одежду и немного еды в карманах.

Реджи покачала головой.

– Это будет не только оскорбление Дзатрула Ринпоче, мистер Дикон. Попытка взойти на вершину в день благословения святейшего будет вам стоить лояльности всех шерпов. Они очень ждали этого благословения. Если вы оскорбите ламу и попытаетесь подняться на гору без благословения Дзатрула Ринпоче, многие шерпы покинут экспедицию – причем немедленно.

– Проклятье! – повторил Дикон. – Джейк, Жан-Клод, вы же пойдете со мной, да?

Я знал, что ответит Жан-Клод, прежде чем он успел раскрыть рот.

– Нет, Ри-шар. Мы спустимся вместе с Реджи и остальными, чтобы получить благословение и почтить память Бабу Риты.

В четверг утром, когда мы покидаем базовый лагерь, чтобы проделать 11-мильный путь по долине за благословением ламы, стоит прекрасная погода. Даже обмороженные Анг Чири и Лакра Йишей – обморожения у последнего оказались серьезнее, чем казалось вначале, и обоим шерпам пришлось ампутировать по нескольку пальцев на ногах – расположились верхом на мулах, которых ведут их товарищи. Доктор Пасанг едет на маленьком пони; у Реджи лошадь чуть побольше. Дикон идет пешком, без труда поспевая за медленно бредущими пони. Его лицо замкнуто, словно ворота замка перед вражеской армией.

Я сжимаю пятками ребра пони, догоняю Реджи и Пасанга и расспрашиваю о монастыре и его настоятеле.

– Дзатрула Ринпоче считают воплощением Падмасамбхавы, – говорит Реджи и в ответ на мой недоуменный взгляд прибавляет: – Вы видели изображение Падмасамбхавы на всем пути через Тибет, Джейк. Это бог с девятью головами.

– Понятно.

– Монастырь Ронгбук – самый высокогорный монастырь во всем Тибете… и во всем мире, если уж на то пошло, – продолжает Реджи. – Верующие совершают сюда паломничества круглый год. Многие ложатся ничком на землю каждые несколько ярдов… и так сотни миль. Горы вокруг нас изобилуют пещерами, где живут святые, ушедшие из мира. Ламы монастыря говорят, что многие из этих святых людей – у них нет практически никакой одежды, а зимы здесь ужасные – могут прожить на трех зернышках ячменя в день.

Я поворачиваюсь к доктору Пасангу, который едет между нами.

– Вы во все это верите?

Пасанг сдержанно улыбается.

– Не спрашивайте меня, мистер Перри. Я принадлежу к Римско-католической церкви. С самого детства.