Голос у Ринпоче чрезвычайно низкий и грубый, словно охрипший от многочасовых молитв. Внезапно до меня доходит, что он не молится, а задает вопрос Дикону или Реджи – или обоим. Как бы то ни было, Реджи переводит:
– Дзатрул Ринпоче хотел бы знать, почему мы опять пытаемся подняться на Джомолунгму, после гибели стольких путешественников-сахибов и шерпов.
– Можете сказать ему… «потому что она есть», – предлагает Дикон. Лицо нашего английского друга по-прежнему мрачное и напряженное.
– Могу, – соглашается Реджи. – Но не скажу. Хотите дать другой ответ, или мне ответить самой?
– Валяйте, – рычит Дикон.
Реджи поворачивается к святейшему ламе, кланяется и говорит на быстром и мелодичном тибетском наречии. Улыбка Ринпоче становится еще шире, и он слегка наклоняет голову.
– Вы сказали ему, что мы пришли затем, чтобы найти и должным образом похоронить тело вашего кузена Персиваля, – возмущенно говорит Дикон.
Реджи бросает на него короткий взгляд.
– Я в курсе, мистер Дикон, что вы немного знаете тибетский. Если не хотите, чтобы я отвечала, можете поговорить с Его Святейшеством без переводчика.
Дикон молча качает головой и еще больше мрачнеет.
Ринпоче снова что-то произносит, и Реджи кивает, а затем переводит для Дикона, Же-Ка и меня.
– Его Святейшество напоминает, что на подступах к вершине Джомолунгмы очень холодно и что там много опасностей для тех, кто не следует Пути. Там нечего делать, говорит он, кроме практики
– Смиренно попросите его благословения и защиты, – говорит Дикон. – И заверьте Его Святейшество, что мы не будем убивать животных во время стоянки на леднике Ронгбук.
Реджи переводит. Ринпоче кивает, как будто довольный, потом что-то спрашивает. Не посоветовавшись с Диконом, Реджи отвечает. Настоятель снова кивает.
– Его Святейшество говорит, что он вместе с другими ламами следующие две недели будет проводить в монастыре очень мощный ритуал, и предупреждает, что такой ритуал всегда будит демонов и злых божеств горы.
– Поблагодарите его, пожалуйста, за предупреждение, – отвечает Дикон.
Реджи передает его слова Ринпоче, который отвечает довольно длинной тирадой. Реджи слушает, низко склонив голову, и отвечает святейшему ламе короткой, почти музыкальной фразой на тибетском.
– Что? – интересуется Дикон.
– Его Святейшество похвалил меня, – объясняет Реджи. – Он говорил, что при каждой нашей встрече все больше убеждается, что я – реинкарнация тантрической волшебницы одиннадцатого века Мачиг Лабдрон и что если бы я совершенствовала свой чод, то могла бы стать хозяйкой Джомолунгмы и всех окрестных гор и долин.
– И что вы ответили? – спрашивает Дикон. – Я уловил лишь тибетское слово «недостойный».
– Да, я сказала, что недостойна подобного сравнения, – говорит Реджи. – Но призналась, что практика
– Можно задать вопрос? – шепчет Жан-Клод.
– Только один, – предупреждает Реджи. – Нужно приступать к церемонии благословения, если мы хотим вернуться в базовый лагерь к ужину.
– Я просто хотел знать, – шепотом продолжает Же-Ка, – действительно ли
Реджи улыбается и передает вопрос Ринпоче с громадной головой. Старик – ему еще не исполнилось семидесяти, но выглядит он старше – снова улыбается и отвечает мелодично, похожей на молитву фразой.
– Не совсем так, говорит Ринпоче, – переводит Реджи. – Его Святейшество благодарит вас за вопрос. Он утверждает, что сахибы всегда дают здешним местам названия, которые им нравятся, не обращая внимания на настоящие. Название
Мы с Жан-Клодом переглядываемся. Думаю, мы оба уверены, что Его Святейшество нас разыгрывает.
Снова грохочет низкий голос Дзатрула Ринпоче. Реджи переводит.
– Его Святейшество решил, что наш умерший, Бабу Рита, удостоится небесного погребения завтра на восходе солнца. Ринпоче спрашивает, есть ли среди нас близкие родственники Бабу Риты, которые могут пожелать остаться на церемонию.
Реджи затем переводит вопрос на непальский, но шерпы не поднимают взгляда. Очевидно, родственников Бабу Риты среди них нет.
Не сговариваясь и даже не взглянув друг на друга, мы с Жан-Клодом встаем и делаем шаг вперед, почтительно склонив голову.