Нельзя сказать, что падение с Северного гребня – иногда Дикон называет его Северо-Восточным плечом (не путать с Северо-Восточным гребнем высоко над нами, который ведет к вершине) – не представляет серьезной опасности. Ветер в эти предрассветные часы переменный, совсем не похожий на тот непрекращающийся шторм, с которым Дикон и двое шерпов столкнулись в пятницу. Они были вынуждены наклониться навстречу ураганному ветру так низко, что голова оказалась ниже коленей, а нос почти касался каменных плит перед ними. Мы с Реджи можем идти, лишь слегка наклонившись вперед – как французская и британская пехота в битве при Сомме навстречу вражескому пулеметному огню, я читал об этом, – но редкие порывы отбрасывали нас назад, заставляя переносить вес на пятки и размахивать руками, чтобы сохранить равновесие. Разумеется, падение назад здесь дорого обойдется. На одном из участков хребта ветер вдруг налетает на нас одновременно с двух сторон, и Реджи приходится упасть вперед и рукам в варежках искать зацепку на обледенелой каменной плите перед собой, чтобы не дать ветру отбросить ее назад, в глубокую пропасть.
Нам следовало идти в связке. Я это
Впервые я осознаю проблему, с которой столкнулись Дикон и его шерпы – а также обе высокогорные британские экспедиции до них, – когда искали место для палаток. Справа от нас, на западе, края крутого гребня и самой Северной стены открыты для сильных ветров, постоянно дующих с северо-запада. Палатка не продержится здесь и часа. Но на западной стороне Северного хребта все равно нет плоской площадки, на которой можно поставить палатку, даже самую маленькую.
Слева, на востоке, гребень немного защищает от ветра, но на той стороне тоже нет ничего, кроме очень крутых и полностью открытых склонов, снежных ущелий, внезапно заканчивающихся 5000-футовыми обрывами к главному леднику Ронгбук, пятнистыми от нагромождения наклонных скал, среди которых легко потеряться альпинисту, особенно не в лучшем физическом состоянии.
Дикон и Мэллори в 22-м и Мэллори в 24-м опасались, что спускающиеся альпинисты ошибутся и свернут в одно из этих оканчивающихся отвесным обрывом ущелий, и поэтому этим утром мы с Реджи тащим с собой много бамбуковых вешек с красными флажками и втыкаем их поглубже в снег вдоль всего маршрута, чтобы тот, кто будет спускаться в метель, не ошибся и не свернул не туда – навстречу вечности.
Мы продолжаем идти навстречу солнцу, но наши защитные очки из крукса все еще на обтянутых замшевой маской лбах. Вершину Эвереста золотистое сияние окружило еще вскоре после того, как мы покинули снежное поле и вышли на скалы Северного гребня, а теперь ярким светом уже залиты Чангзе, Макалу, Чомо Лонзо и другие соседние пики. Даже заснеженные вершины далеко на севере начали приветствовать наступающее утро. Я с нетерпением жду, когда полоса утреннего света доберется до нашего гребня, расположенного ниже, и немного ослабит этот жуткий холод. Даже в новой, подбитой пухом одежде и ботинках с несколькими слоями войлока только постоянное движение противостоит стремительной потере тепла телом на такой высоте, но все время двигаться здесь практически невозможно.
Дикон продемонстрировал нам трюк, который он с Мэллори использовал высоко в горах, когда ты делаешь глубокий вдох – глубже и дольше, чем обычно, – затем делаешь шаг, выдыхаешь во время паузы и снова делаешь глубокий вдох для следующего шага. Но поскольку мы с Реджи включили кислород на минимальную подачу 1,5 литра в минуту, воспользоваться этим трюком нам не удастся – регуляторы не позволят. Поэтому мы с Реджи сразу же опускаем маски и пытаемся сделать двадцать шагов, прежде чем остановиться, хрипя и жадно глотая ртом воздух, но самое большее, на что мы способны – на снегу или на этих каменных плитах, – это тринадцать коротких шагов. С каждой сотней футов завоеванной высоты наши остановки, чтобы перевести дух, становятся все чаще и продолжительнее.