Он вскочил на ноги, не помня себя и не видя ничего вокруг, бросился к лежавшему лейтенанту. Парень лежал ничком, уткнувшись в развороченную пулями землю остановившимся и остекленевшим взглядом.
— Ну… как же так… Леха… — только и смог выдавить из себя Шатохин.
Капитан наклонился и помог девочке-малышке выбраться из-под враз ставшего неподъемным тела убитого Лехи. Взял ее на руки. Постояв секунду-другую, он направился в сторону укрытия, передвигаясь словно во сне.
Навстречу ему бежали люди, но он остановил их криком:
— Все назад! В укрытие…
— Они улетели! Слышите? Они улетели… Ушли… немцы! Их больше нет!
Кто это сказал? Ему что-то кричали, прыгали вокруг него даже, а он ничего не воспринимал. Улетели? Как — улетели? А как же тогда Леха? Почему… Леха?
Молодая женщина бросилась к нему, выхватила из его рук девочку, неистово закричала:
— Катя! Катенька… Господи, ты жива!
Потом повернулась к Шатохину, бросилась ему на грудь, осыпая поцелуями его покрытое копотью и размалеванное грязевыми разводами лицо…
— Спасибо вам, огромное спасибо! Боже мой, да хранит вас Господь… Как вас зовут, скажите! Имя ваше назовите! Я до конца своей жизни молиться за вас буду.
- Леха его звали, — с бесконечной усталостью отвечал Шатохин. — Вашу девочку спас Леха… Алексей… Вон там он лежит. За него и молитесь…
Оглушенный, вконец изнуренный, капитан опустился на вывороченный из земли обломок стены и уставился недвижным взором на реку и на пристань, которая показалась ему сейчас намного обширней, нежели была раньше. Группа оставшихся в живых людей куда-то отдалилась от него, пропала из поля зрения. Их голоса словно бы пропали, растворились в плотном воздухе.
Шатохин огляделся. Все вокруг было разрушено.
От здания администрации пристани остались одни руины.
С глухим потрескиванием продолжали гореть деревянные балки и обрушившиеся стропила. От домика с надписью «Билетная касса» не осталось вообще ничего. По-над пристанью стелился серый удушливый дым. Сама пристань была сплошь завалена мертвыми телами. По реке плавали десятки и сотни трупов, медленно разносимые течением. Кое-где на речной глади можно было увидеть плавающие обломки парома, над которыми еще стелился дым от пожара. Высоко над рекою и лесом майский ветер развеивал остатки дымовой тучи, но яркое солнце светило сквозь белесую пелену, отчего речная вода, с утра еще отливающая яркой бирюзой, теперь была свинцово-серой.
Его поразила окружающая тишина. Она была оглушающей, какой-то совершенно неправдоподобной, как будто остановилось время, замерло всякое движение.
Всё вокруг окутывала эта тишина, и не тишина даже, а самое настоящее безмолвие. Страшное безмолвие царства Смерти. Фашист пролетел…
Ужасающая трагедия, так внезапно разыгравшаяся на речной пристани, разом всколыхнула весь город. Люди были ошеломлены, потрясены, раздавлены. После великой Сталинградской победы, одержанной всего три месяца назад, в народе стали распространяться слухи о скором конце войны; потихоньку говорили о том, что фашистская армия выдохлась, что после Сталинграда она будет все время отступать, а вот наши войска ждут теперь сплошные победы… Людям всегда было свойственно принимать желаемое за действительное. И так хотелось мира!
Так хотелось дождаться наконец возвращения с фронта отцов, сыновей, братьев…
И вдруг — такое…
Этот кошмарный случай красноречиво свидетельствовал — война никуда не делась, она по-прежнему продолжается, она везде и всюду, и все так же несет людям горе и смерть как на фронтах, так и здесь, в глубоком тылу.
А это значило, что мечтать о скором конце войны — значить тешить себя пустыми иллюзиями; это значило, что до победы еще далеко, скорее всего — целые годы; что впереди ждут новые страдания, новые лишения и новое горе…
Счет погибших шел на многие сотни. Точное количество, естественно, подсчитать было невозможно. В тот же день городскими властями были организованы работы по сбору и опознанию убитых и утонувших. Тела раскладывали рядами на пристани так, чтобы родным и знакомым было удобнее их опознавать, и люди медленно передвигались между этими рядами, вглядываясь в мертвые лица, разыскивая своих. По всей пристани и прилегающей к ней площадке стоял сплошной стон и горестный плач.
С теми, кто погиб на пароме, было еще сложнее. Река разнесла трупы по всей близлежащей округе — их вылавливали еще два дня. Некоторых из погибших принесло даже к противоположному берегу, и там их подбирали жители ближайшей прибрежной деревеньки.
Шатохин не покидал пристань ни на час. Он и здесь был одним из первых, кто занимался вылавливанием мертвых тел и организацией их опознания.
Его оперативно назначили старшим над всеми милицейскими подразделениями, брошенными на выполнение этой трудной и горестной миссии.