Мессере Джованни, ваш кот слишком умён!..

— Итак, мне хотелось бы как можно больше знать о семейных книгах, — ответил Довертон. — Я не встречался с этим феноменом раньше, что уже само по себе странно. Поэтому, прошу вас, мессере, подробности. Когда началось, как работает и так далее.

— Вы считаете, Джованни, что это может быть важным для вашего расследования?

— Пока не знаю. Вполне возможно, что всё, вами рассказанное, просто ляжет на полочку в той части моего мозга, что отведена курьёзам и странностям, и никогда более не будет извлечено. Но может оказаться, что именно этого знания мне и не хватает для понимания ситуации.

— Н-ну… хорошо. Ладно. Итак, семейные книги были созданы в 664 году от Открытия Дорог местным, лукканским магом Антонио Фридиани. Он зачаровал тридцать пять томов, сшитых из лучшего пергамента и обернутых в воловью кожу, для тридцати пяти главных семей Лукки. Пять семей — Бучеллаи, Пальери, Фиданго, Каминере и Моццано — исчезли из списков граждан… э-э-э… по разным причинам.

— По каким? Простите, мессере, но это может оказаться важным.

— Ну, хорошо, хотел сократить повествование, — Лоренцо промочил горло глотком вина и продолжил рассказ. — Лодовико Бучеллаи стал предателем. Во время войны между Лацием и Спаньей в 1246 году он перешёл на сторону спанского короля. Фамилия была вычеркнута из числа жителей города, семью выслали — а в неё входило, между прочим, сто двадцать четыре человека! Книга Бучеллаи была сожжена на площади Сан-Мартино, и именно тогда стало ясно, что жизнь главы семейства напрямую связана с состоянием этой кипы пергамента. Лодовико умер через два месяца после сожжения книги, и даже личный лекарь спанского короля, великий Абу ибн Аббас, ничего не смог сделать. В семье Пальери лет триста назад перестали рождаться мальчики. Ты будешь смеяться, Джованни, но у них даже собаки и лошади появлялись только женского пола. Семья пробовала принимать в род тех, кто женился на девушках Пальери, но управление книгой таким образом не передавалось. Когда умер последний кровный потомок рода, книга истлела. Корнелиус Фиданго попросту разорился, вынужден был продать всё, включая дом, башню и землю, и уехал с женой и детьми в Новый свет. Герб перевернули, и книга превратилась в прах. Далее… Последний из Каминере, Джузеппе, был бездетен, как и его сёстры; семья была небольшая, всего около пятнадцати человек. После смерти главы рода кто-то из них уехал, кажется, в Галлию… не помню, прости. В общем, нет ныне никого, носящего это имя.

— А что сталось с их книгой? — спросил Довертон.

— Джузеппе, умирая, вызвал к себе моего прадеда и отдал ему книгу на хранение, под клятву. Её положили в стазисный ларь, до сего момента не появился никто, кто предъявил бы права на имя Каминере. Башни у них не было. Кто у нас ещё остался?

— Моццано, — откликнулся Винченцо. — Если хочешь, эту историю расскажу я.

— Да уж, пожалуйста, у меня горло пересохло уже от разговоров! — и Лоренцо Арригони с видимым удовольствием откинулся на спинку кресла, допивая вино.

— Так вот, семья Моццано исчезла совсем недавно, — взял в свои руки повествование младший представитель рода. — Мне, по-моему, было десять, когда умер старый Филиппо, последний в роду, и на башне перевернули герб.

— Кстати, а что происходит с башней прекратившегося рода? — спросил Джон.

— Начинает ветшать, камни выпадают, плющ их растаскивает. Лет двадцать — двадцать пять, и в один прекрасный день жители Лукки обнаруживают на её месте пустырь, — ответил Лоренцо.

— Если хочешь, завтра дойдём до бывшего Каза Моццано, посмотришь, как это выглядит, — Винченцо глотнул вина, обмакнул в мёд кусочек твёрдого острого сыра и забросил его в рот. — Так вот, это было проклятие.

— Что, и Служба магбезопасности так и прошла мимо? — Довертон удивлённо поднял бровь.

— Нет, конечно. Приезжали твои коллеги из Фиренцы, расследовали обстоятельства, только арестовывать было уже некого, проклятие было посмертным. Вообще, не сбивай меня. Дай я расскажу по порядку, а то ты не оценишь мрачной красоты истории.

— Вот никогда не находил никакой прелести в проклятиях, — буркнул бритвальдец. — У нас это считается тяжким преступлением.

— Так вот, Моццано были небольшой семьей. Филиппо, его жена и четверо их детей с внуками, несколько племянников — всего чуть больше двадцати человек. И, если уж на то пошло, то они одни из немногих в Лации никогда не роднились с иными расами. Проклятие словил старший сын, Филиберто, и словил заслуженно. Женатый человек, с детьми и внуками, мало того, что силой взял девушку из семьи арендаторов, её звали Сильвия Даррето, так ещё и посмеялся над её матерью, пришедшей требовать справедливости.

— Какая уж тут справедливость, в таком деле, — еле слышно откликнулся помрачневший Лоренцо.