Мессере Джованни, ваш кот слишком умён!..

— Оставь амулет активным, я сейчас поймаю направление. Северо-восток? Интересно… — в голосе его прозвучало изумление. — Стой на месте. Ты там не одна?

— С Франкой Польпеттоне.

— Вот обе на месте и стойте.

Честно говоря, мы не послушались. Держаться вертикально сил не оставалось, ноги были, словно ватные, и мы сели, привалившись к боку нашей брички. Лошадь стояла неподвижно, словно понимая сложность ситуации, а может быть, просто нашла особо вкусные листья.

— Как ты думаешь, долго нам ждать? Темнеет… — прошептала Франка.

— Всё равно нам самим отсюда не выбраться, — пожала я плечами. — Вот, кстати…

И щелкнула пальцами, зажигая над нами светильник.

К четырём часам дня Довертон был готов убить первого, кто попадётся ему по дороге. Желательно, конечно, чтобы попались искомые члены семьи Кватрокки, и тогда, может быть, убивать он не станет. Просто побьёт немного.

Нет, ну в самом деле, ему давно не удавалось там бессмысленно мотаться по холмам и долинам в поисках фигурантов расследования! Ладно, пустым оказался дом в самой Лукке, на виа Рома, принадлежавший, согласно записям, ещё прадеду Пьер-Антонио; многие владельцы рощ и виноградников наведываются в свои городские дома не чаще пары раз в году. Джон постучал в дверь, поспрашивал соседок и понял, что ни Бриду, ни её младшего сына не видели со вчера, а то и с позавчера. Получается, здесь ловить было нечего. Следующая запись, касающаяся интересующего его семейства, относилась к ферме в пятнадцати километрах к северо-востоку от города. Если верить информации городского архива, на этой ферме разводили тонкорунных овец, и производили в небольших количествах сыр, оливковое масло и вино. Однако, когда взятый напрокат экипаж остановился у наглухо закрытых ворот, следователю оставалось только в очередной раз выругаться: ржавчина намертво сковала петли и засовы, и ясно было, что ворота эти распахивались в последний раз очень, очень давно. Овцами и не пахло — ни в прямом, ни в переносном смысле.

В самом скверном расположении духа Довертон поставил экипаж в тени старого вяза и полез в копии документов, выданных ему в архиве.

— Вот Тьма, — бормотал он, перекладывая бумажки справа налево, — вот же Тьма! Почему, орочьей матерью вас вперехлёст через бунчук, почему вы не сидите на месте? Фермеры, мантикора тебя задери! Да с такими фермерами королевству никаких врагов не надо. Само разорится…

Бурчание это прервал сигнал коммуникатора.

— Я освободился! — радостно возвестил Винченцо. — Где тебя искать?

После длинной малоцензурной тирады Джон смог ответить более внятно:

— Их нет ни в городском доме, ни на ферме. Я помню, что было еще две точки возможного пребывания фигурантов, но не могу найти их в документах, хоть убей.

— Погоди-ка… Я не ошибусь, предположив, что одна из этих точек — тот сарай, который мы чистили?

— Ошибёшься, — мрачно ответил Довертон. — Указывался еще некий охотничий домик совсем в глуши, плюс некое строение, стыдливо названной «пастушьей хижиной». И это не тот сарай, его и вовсе нет в бумагах, только каштановая роща и поле фигурируют.

— Ага… У тебя есть привязка к карте по этим двум точкам?

— Откуда? Если я не могу найти эти две спецификации?

— Тогда давай так: встретимся у памятного сарая. Если ты сейчас около их овечьей фермы, то нам добираться примерно одинаково, минут тридцать. Я по дороге забегу в архив и возьму еще одну копию этих бумажек.

— Принято.

До каштановой рощи, укрывающей своей тенью каменную халабуду, Джон доехал легко. Он решил не торопиться: разглядывал серебристые, золотые и зеленые холмы, засаженные виноградниками и оливами, белые здания на их вершинах, тёмные стрелы кипарисов вдоль дорог. Солнце пекло ему затылок, и он надвинул поглубже смешную широкополую соломенную шляпу, которую, строго сдвинув брови, вручила ему утром экономка Каза Арригони. В траве отчаянно стрекотали цикады, пахло мёдом, виноградом и немного навозом. Экипаж обогнал повозку, в которую были впряжены два широких серо-белых вола в соломенных шляпах с красными ленточками; дощатый короб был почти пуст, только лежала охапка соломы, на которой дремал хозяин всего этого. Довертону показалось, что это тот же самый мужчина, с которым в прошлый раз договаривался Винченцо — артишоки, цуккини и прочие овощи, вспомнил он. Настроение неожиданно стало хорошим, он с удовольствием втянул носом воздух и поперхнулся: пахло от волов сильно.

Приятель ждал его, лёжа в тени самого раскидистого каштана; на глаза надвинута точно такая же, как и у Джона, соломенная шляпа, в зубах травинка, светлые джинсы слегка запачканы зеленью — курортник, да и только.

— Можешь себе представить, — сообщил Винченцо, не открывая глаз, — дед решил выделить мне направление.

— В смысле? — Довертон плюхнулся рядом.