Я послушно зажмурилась и отпустила сознание, стараясь постепенно отсечь всё, что могло помешать. Чей-то разговор на улице, неумолчный шум реки, бьющейся о каменные столбы моста, стук каблуков по каменной мостовой — всё отдалилось, словно закрылась дверь в сознании. Совсем приглушённо стали слышны ароматы кофе, миндаля и шоколада с кухни. Перед моими закрытыми глазами начала разворачиваться картинка, зеленоватая, без ярких красок, словно под водой: немолодой мужчина постукивает чеканом по серебряной ленте, и появляется тот самый орнамент, что я разглядела только что на пояске трости. Откуда-то я знала, что клинок уже вмонтирован в набалдашник и что по нему идёт надпись на старо-латинском «Sine deesset»[7]…
— Это было сделано в тысяча шестьсот тридцать втором году в Медиолануме, — сказала я, открывая глаза. — И там девиз на клинке…
— Ну, вот и определился один из ваших талантов, — улыбнулся мне мой визави. — Я полагаю, вы об этом не знали?
— Дело в том, что магические способности у меня восстановились совсем недавно.
— Восстановились? — брови его взлетели вверх. — Такое бывает?
— Бывает… Мне было девятнадцать, когда наш город накрыла эпидемия белой лихорадки, и моя семья пострадала очень сильно, прежде чем маги сумели её остановить. Вы знаете, что такое белая лихорадка? Она распространяется только среди людей с магическими способностями не ниже третьего уровня, при этом не трогает некромантов, магов крови, и почти не задевает магов земли. Зато водников и магов жизни убивает почти наверняка. Мои родные умерли, а я всего-навсего потеряла магию. А два года назад мой… родственник-эльф сумел дать толчок к её восстановлению. Я не могу об этом рассказывать, мессере, поскольку пока их исследования не закончены…
— Я понимаю, — кивнул Руджиери. — Эльфийская кровь… ну, что же, это может быть причиной, почему способность читать историю вещи, во-первых, появилась вообще, а во-вторых — так поздно. Хорошо… Вы устали?
— Пожалуй, нет, — ответила я, прислушавшись к себе. — Наоборот, будто прохладный душ приняла, легко стало!
— Хотите попробовать ещё? У меня в кабинете есть несколько интересных предметов, совершенно точно атрибутированных, можете проверить, что сумеете узнать.
— Конечно! — И я вскочила, всем своим видом показывая готовность идти, трогать, слушать, определять… Осваивать новые способности!
Разумеется, среди «совершенно точно атрибутированных» интересных предметов, предложенных мне для прочтения их истории, затесались и те, о которых мессере Руджиери пока ничего не узнал. Я это поняла, и он понял, что я поняла… и это не имело совершенно никакого значения. Когда-нибудь, если я сделаю это своей новой специальностью и начну получать деньги от музейщиков, коллекционеров и антикваров за подтверждение или опровержение происхождения раритета — тогда будет важно количество, сложность, предназначение, да Симаргл знает, что ещё.
А сейчас я купалась в свете новых знаний, словно в живой воде.
Лишь однажды дрогнула моя рука, и я отодвинула в сторону кинжал с крестообразной гардой и узким хищным лезвием, вложенным в драгоценные ножны.
— Что вы увидели, синьора фон Бекк? — жадно спросил Руджиери.
Я закрыла глаза и вновь дотронулась до кинжала:
— Два золотых дельфина на синем фоне… тёмные глаза, горбатый нос и кривая ухмылка… красивый молодой человек, весь израненный… столько крови! Простите, мессере, не хочу больше смотреть.
— Благодарю вас, — он подал мне стакан воды. — Мои помощники нашли этот предмет на чердаке одного очень старого дома, когда тот стали ремонтировать. Когда-то дом принадлежал семье Пацци, и, по преданию, именно в него, а не в знаменитое палаццо, приехал Якопо Пацци после убийства Джулиано, оттуда и попытался бежать. Дельфины на синем фоне — это герб семьи, и нос ему сломали в драке в шестнадцать лет…
— Что это значит?
— Вы подтвердили предположение, что именно этим кинжалом был убит Джулиано Медичи, Принц Весны.
Содрогнувшись, я встала.
— Простите меня, мессере, я очень устала.
— Это я должен просить прощения, синьора, я вас совсем замучил! Позвольте, мой помощник Беппо отвезёт вас в ваш отель. И ещё: ваша встреча в Медиолануме назначена на послезавтра?
— Да.
— Значит, уезжать из Фиренцы вы планировали завтра?
— Да.
— Может быть, вы согласились бы сегодня поужинать с моей семьёй? Хочу вас кое с кем познакомить…
Взглянув на часы — шесть вечера, день пролетел! — я пожала плечами:
— Почему бы нет?
— Тогда в половине девятого Беппо за вами заедет.
В отеле я подумала, и вместо того, чтобы подремать перед ужином или почистить перышки, спустилась в лобби, к хозяйке. Пожилая дама сидела за стойкой и что-то писала в толстом журнале, загибая пальцы и подсчитывая.
— Добрый вечер!
— Добрый вечер, синьора фон Бекк. Вам нравится ваш номер?
— Да, всё прекрасно!
— Может быть, есть какие-то особые пожелания насчёт завтрака?
— Ну-у… если это возможно, хотелось бы хорошего чаю, а не кофе. И еще — настоящей рикотты.
— С мёдом?
— С мёдом!
Мы поулыбались, довольные друг другом, и я наконец спросила то, за чем шла.
— У вас ведь есть компьютер с доступом к Сети?